Со дня рождения актера исполняется 110 лет
Он снимался в популярных фильмах «Дело было в Пенькове», «Вечера на хуторе близ Диканьки». Но больше всего полюбился юным зрителям после ролей в киносказках «Марья-искусница», «Новые приключения Кота в сапогах» и «Варвара-краса».
«Я попал в атмосферу театра еще в младенческом возрасте»
Анатолий родился 1 ноября 1908 года. Его отец был поляком. Он приехал в Москву, видимо, на заработки. А мама родом из Архангельской губернии. «Нас было у родителей шестеро — три брата и три сестры. Я младший, — вспоминал Кубацкий. — Старший брат устраивал любительские спектакли, и, естественно, мы все принимали в этом какое-то участие. Репетиции, создание афиш, обсуждения — все происходило у нас в доме, а потом начинались спектакли. Снималось помещение — дом князя Волконского, клуб купеческих приказчиков. Вначале давался какой-нибудь небольшой спектакль — водевиль, комедия, а вторая часть — бал, или, как называлось, бал-парэ: почта Амура, конфетти, серпантин, призы дамам за вальс, мужчинам — за мазурку. Обязательно присутствовал распорядитель танцев. И мы с удовольствием ходили на все эти вечера. Так что я попал в атмосферу сценических интересов еще в младенческом возрасте».
Сам Кубацкий на сцену вышел еще в школе. Со своим одноклассником Иваном Лебедевым они разыграли отрывок из «Леса» Островского — встречу Несчастливцева и Счастливцева. Но больше никто не хотел в их самодеятельности участвовать. Тогда ребята познакомились с воспитанниками Флеровской гимназии, где учились Леонид Варпаховский, Мария Миронова, и те пригласили их на постановку политизированного представления «Международный вокзал». С этого все и началось: все вместе организовали эстрадный коллектив молодежи, давали концерты, выезжали в пригород.
Профессиональное образование Кубацкий получил у Юрия Завадского. Это был первый набор в его Театр-студию: «Это было в 1926 году. До этого я учился сначала в церковно-приходской школе в районе Самотеки, в Троицких переулках. В 1917 году я перешел в городское училище, потом мы уехали в Саратовскую губернию, в город Кузнецк. Через два года я вернулся в Москву. По окончании школы я поступил в газету — работал передиктовщиком. А потом, когда появились афиши о приеме в студию Завадского, я ушел туда, потому что хотел быть актером.
Вместе со мной на курс поступали Ростислав Плятт, Марк Перцовский, Юра Дуров — известный дрессировщик, который, правда, откололся месяца через три — ушел к своим зверюшкам. Студия находилась на Сретенке, на втором этаже в помещении бывшего паноптикума. Первой постановкой студии стала возобновленная пьеса “Любовью не шутят” Альфреда Мюссе. А вскоре нам дали новое помещение там же, на Сретенке, где мы и начали сезон 1931 года. На открытии присутствовал Всеволод Эмильевич Мейерхольд».
«Плятт – настоящий предатель»
Ростислав Плятт в своей книге «Без эпилога» писал, что в студии Завадского у него были три ближайших товарища: Митя Февейский, Люсик Пирогов и Толя Кубацкий, или, «как ласково мы его называли, Кубик. Из всей нашей компании он один умел играть на рояле и поэтому нещадно эксплуатировался». Была даже эпиграмма:
Я помню двухколонный зал с овиноградненою сценой,
Где дух студийный выплясал, обрызгав все веселье пеной,
Откуда изгнана печаль, где прироялен нашей волей,
Волнуя сломанный рояль, гремит Кубацкий Анатолий.
Но сам артист о Плятте вспоминал со злостью: «Он – настоящий предатель». Так случилось, что когда они открывали театральный сезон 1931 года в новом помещении, возникла острая необходимость пополнить труппу. Предполагалось, что помощники Завадского займутся поисками молодых актеров, причем таких, которые согласились бы работать за небольшую зарплату и к тому же подходили театру. Вопрос стоял очень остро, так как, не решив его, не могли начать новый сезон. Время шло. И вдруг Завадский заявляет, что собирается на месяц к Черному морю.
«Вы понимаете, что пополнение труппы — основная задача художественного руководителя, все зависит от него. И вдруг это сваливалось на наши плечи. Что ж, хозяин — барин, — говорил Кубацкий. — Завадский уехал. Но неожиданно в стенах студии возникла группа неизвестных нам людей, довольно свободно чувствующих себя среди нас. Никто их не знает, никто ничего не понимает. Оказалось, что это наши новые актеры. Кем они приглашены? Мы с Пляттом пошли к директору за объяснениями. А директор у нас тоже был новым, Артур Григорьевич Орлов — работник киевского Посредрабиса. Он нам рассказал, что Завадский перед отъездом пришел к нему с просьбой пригласить на свой взгляд человек шесть-семь актеров, и чем быстрее, тем лучше. Что он и сделал. И всего делов!»
Вся эта ситуация и легла в основу статьи, которую Плятт и Кубацкий написали для стенгазеты. Никого она особо не взволновала — все же всё понимали и присутствовали при этих событиях. Но вот возвращается Юрий Завадский. Он читает статью и взбешен, а потому решает тут же немедленно избавиться от Плятта и Кубацкого. «Секретарша списывает копию с этой статьи, и Завадский идет с ней в Мособлрабис, которым руководил тогда Городинский. Завадский выкладывает ему ультиматум: “Либо я, либо авторы этой статьи. Вместе мы существовать не можем”, — вспоминал Кубацкий. — Городинский заверяет сделать все необходимое, чтобы создать Мастеру все условия для спокойной работы. Он созывает общее собрание студийцев, произносит разгромную речь, призывает всех высказываться. Желающих было немного — человека два, жаждущих угодить Завадскому, и кто-то из недавно приглашенных. В заключении собрания Городинский от имени Мособлрабиса выносит решение — Плятта и меня из театра уволить».
На другой день артисты были уволены. Они тут же подали апелляцию в ЦК Рабис и стали думать о том, куда устроиться. Хотелось работать в театре, и Плятт пошел устраиваться в студию Рубена Симонова, а Кубацкий отправился в Театр строителей красного стадиона. Но так как еще в 1931 году они с Пляттом были приняты в штат Всесоюзного радиокомитета, их не волновало свое материальное положение, потому что артисты работали там в полную меру и получали зарплату.
«Вначале мы были дикторами, но, естественно, принимали участие в разных редакциях — детского вещания, музыкального. Не работали только в последних известиях и гимнастике по утрам. А история с апелляцией закончилась тем, что ЦК Рабис рассмотрел ее и вынес решение: отменить все, что напридумывали Завадский с Городинским, и вновь поднять вопросы, затронутые в нашей статье, — вспоминал Кубацкий. — Но из-за того, что Завадского не было в тот период в Москве, а мы с Пляттом работали в других театрах, все осталось на своих местах. Вместе с тем Плятт вернулся в студию, помирился с Завадским, а я — нет. И никогда об этом не жалел».
«У Роу я снимался много и все больше по королевской линии»
С 1931 по 1943 год Кубацкий продолжал выходить в радиоэфир. «Московские театры эвакуировались, и в столице остались кое-какие артисты, по каким-либо причинам не уехавшие. И вот из них и составился новый театр — Театр драмы во главе с Николаем Михайловичем Горчаковым. Играли мы в помещении бывшего театра Корша, а потом это называлось филиалом Художественного театра. После войны наш театр стал называться Театром Маяковского, и проработал я в нем в общей сложности 15 лет».
В 1928 году Анатолий Кубацкий впервые снялся в кино. Молодому актеру доверили роль молодого сельского парнишки Федьки в фильме «Простые сердца». Однако затем он надолго исчез из поля зрения режиссеров. За последующие 25 лет на экране Кубацкий появился лишь раз – в 1938 году он сыграл небольшую роль денщика Ермохина в картине «Детство Горького».
Вновь в кино Кубацкий вернулся в начале 50-х. В 1952 году он сыграл трактирного слугу в экранизации гоголевского «Ревизора», а годом спустя – Никиту Степановича в фильме режиссёров Победоносцева и Егорова «Случай в тайге». Эта работа в полном смысле слова открыла актера для кинематографа. Его стали регулярно приглашать на самые разные роли.
Но, прежде всего, своей внезапной популярности Анатолий Кубацкий обязан Александру Роу. Впервые великий киносказочник пригласил его в свою картину в 1958 году. Кубацкий блестяще исполнил роль короля Унылио в сказке «Новые похождения Кота в сапогах» и после этого стал любимым актером режиссера.
«Надо сказать, что Роу никогда мне ничего не подсказывал, как и что играть. Никаких замечаний, — вспоминал Кубацкий. — Он считал: раз он пригласил артиста, артист сделает свое дело. И все. Он был больше ремесленником, нежели творцом. Так что у него я снимался много и все больше по королевской линии — Йагупоп, король Унылио, царь Водокрут. Или наоборот — замухрышки-мужички, как кум Панас из “Вечеров на хуторе близ Диканьки”. Нужно сказать, что он придерживался метода антрепризы. У него был костяк исполнителей, который обязан был принимать участие в его постановках, и неважно, подходила роль актеру или не подходила.
Вот представьте себе — “Королевство кривых зеркал”. Там был такой персонаж Нушрок — Коршун. И Роу предлагает снимать в этой роли Александра Хвылю — полного, крупного мужчину. Какой же он коршун, хищник? Потом уже разыскали Файта. Вот это уже было то, что надо: быстрый взгляд, нос крючком, готов в любой момент к стремительной атаке. А Роу — лишь бы роли разошлись в кругу его антрепризы. Он никого из нас не спрашивал и назначал на ту роль, на какую хотел. Сознательно я сыграл лишь короля Унылио в “Новых похождениях Кота в сапогах”. Я на эту роль пробовался, я на нее шел. Во всех остальных фильмах меня не спрашивали».
В 1935 году Кубацкий женился на Раисе Ефимовне Ельперт-Гальперин, она была родом из Одессы. Лет в 12-13 приехала в Москву. Отец ее, инженер-электрик, получал образование во Франции, а вернувшись, занимался в тресте противопожарного оборудования «Спринклер». После его смерти Раиса решила продолжать профессию отца. Окончила противопожарный техникум и занималась проектированием оборудования. «Мы поженились, в 1936 году у нас родился сын. Мы старались, чтобы он не пошел в театр, так оно и получилось, — говорил Кубацкий. — Он окончил архитектурный институт.
Жена жила на улице Мархлевского, которая раньше называлась Милютинским переулком. Это был двор польского костела. Окружающие строения сплошь занимали польские товарищи, которые там жили и работали. С нами жила еще и собака Джек. Это продолжалось до тех пор, пока я не вступил в кооператив от Театра Маяковского. Совместно с Театром киноактера строился дом на улице Черняховского. В это время я уже начал сниматься, и мне предложили перейти в штат студии Горького, что я и сделал. И считаю, что правильно. А вот уже после смерти жены, я переехал в Дом ветеранов кино».
Там артист провел десять лет своей жизни, он умер 29 декабря 2001 года. Проводить талантливого актера в последний путь пришли только сын, невестка, внучка и медсестра, ухаживавшая за ним.
Подготовила Лина Лисицына,
по материалам http://Tunnel.ru, http://Peoples.ru