Первый раз я встретила Владимира Стеклова на Птичьем рынке. Он, узнаваемый всеми продавцами, задумчиво ходил вдоль рядов, рассматривая домашнюю живность: куриц, индюков. Периодически с ним фотографировались продавцы цесарок и девушки с королевскими петухами. Потом было интервью в загородном доме, где я увидела его пернатых обитателей – артист сам построил им курятник. А на этот раз встреча была назначена Владимиром Стекловым в месте «мистическом» — в подвале музея Булгакова, где три актрисы «Булгаковского» театра репетировали пьесу Чехова. Стеклов заглянул в приоткрытую дверь зала, женщина-режиссер благодарно кивнула мэтру… Известный актер рассказал, как разводит домашнюю птицу и почему соглашается на роли злодеев.
Владимир Александрович, вы сменили амплуа и стали режиссером «Булгаковского» театра?
Владимир Стеклов: Нет, не этого. Я художественный руководитель Московского современного художественного театра (МСХТ), который мне недавно предложили возглавить. Я согласился, предупредив всех, что работаю лишь в свободном режиме: решил не привязывать себя якорной цепью к репертуарному театру. Когда актеры идут в режиссуру, то получается это у немногих. Надеюсь избежать заезженной фразы: «Одним хорошим актером стало меньше, одним плохим режиссером – больше».
В кино у вас много ролей злодеев, почему они так хорошо у вас получаются?
Владимир Стеклов: Это в театре ты можешь что-то искать и экспериментировать, а в кино ориентируются на типаж, каким ты уже был, — такие роли тебе и предложат. Съемки – затратное дело, и проще взять уже проверенного артиста. А говорить: «Я не хочу это играть и отказываюсь» нельзя, потому что ты постоянно должен быть «в тренаже», играть, сниматься.
Вы как-то говорили, что иногда, просыпаясь, начинаете разговаривать цитатами из сыгранных ролей.
Владимир Стеклов: Я и в жизни ими пользуюсь. Особенно хорошо и приятно идет классика – просыпаешься и говоришь словами Пушкина или Толстого. Сейчас в ходу неандертальский язык, где слово «блин» используется в любых возрастных и социальных категориях. Я бы отдал предпочтение ненормативной лексике как более информативной и красивой. А что касается актерских образов – это, конечно, такие же сущности, которые есть в мистике. Каждый раз ты превращаешься в другого человека, и иногда кажется, что это не уходит с завершением съемки фильма или спектакля, а продолжает жить внутри, растаскивая тебя на маленькие кусочки. Поэтому неизвестно, с кем вы сейчас беседуете: может быть, с артистом Стекловым, а может быть, с тем немногим, что от него на сегодняшний день осталось…
А когда вы готовились к ролям бандитов, у вас было общение с криминалом?
Владимир Стеклов: Необязательно в период подготовки. Было. Мы все с одной стороны – простые люди, а с другой – очень «сложносочиненные»: в нас много и возвышенного, и низменного, и доброты, и мерзости, и в разные периоды доминируют разные вещи. Когда ближе знакомишься с другим миром, понимаешь, что там свои стукачи, свои лидеры. Весь вопрос в том, что ты извлекаешь из этого.
Ваша младшая дочь Глаша пошла в журналистику. Почему не в актерскую профессию? Ведь ее сестра Агриппина и племянник Данила Стеклов – успешные актеры.
Владимир Стеклов: Я не влиял на ее выбор. Она хотела быть актрисой, но все-таки пошла в МГУ, и сейчас – студентка третьего курса. Глаша хорошо владеет словом, хотя кино по-прежнему ее интересует. Ей 19 лет, и еще много времени впереди, чтобы понять, чем она хочет заниматься. Может быть, она пойдет в режиссуру. Актерская профессия – жестокая для всех, в ней и сильные ломаются, но актрисам тяжелее всего. И надо принимать ее как в «Чайке» Чехова. Помните, как Нина Заречная в последнем акте говорит Треплеву: «Завтра в Елец, третьим классом, с мужиками, а там образованные купцы будут приставать с любезностями». А почему в Елец? Да потому, что она там взяла ангажемент.
Расскажите, часто ли ходите на Птичий рынок? Для своей домашней птицы вы сами построили курятник.
Владимир Стеклов: Птичий рынок я застал еще старый, ближе к Таганке, потом его перенесли на 14-й километр МКАД. Живность у меня появилась после того, как я снялся в «Кадетстве». Снимали в Твери, и как-то я пошел там на рынок, где продавали все – и помидоры, и ананасы, и живых кур. И вот, подошли ко мне люди и говорят: «Мы вас знаем, и поэтому принесли вам подарок». И протягивают мне живого индюка! Так и появился первый питомец. А потом надо было купить ему индюшку, и я впервые оказался на московском Птичьем рынке. Смотрю – чего там только нет! Куры, петухи, цесарки – да я их всех готов был купить! И еще рыбок для пруда, и растения для водного сада. Немного сдерживало лишь одно – все-таки ездить сюда с Новой Риги было довольно трудно. Но все равно приходилось – надо же было всем корма покупать!
Мария Анисимова, «Юго-Восточный курьер»