Песня «Миллион алых роз» родилась из полулегендарной истории.
У одной из самых популярных песен Раймонда Паулса, написанной на стихи Андрея Вознесенского и впервые прозвучавшей в исполнении Аллы Пугачёвой, действительно есть романтическая предыстория, пишет rg-rb.de. Легенду о бедном влюблённом художнике Вознесенский прочитал у прекрасного писателя Константина Паустовского в «Повести о жизни» («Бросок на юг»; глава «Простая клеёнка»). Там Паустовский пересказывал легенду о грузинском художнике Нико Пиросмани, безответно любившем популярную в Тифлисе в начале 1900-х французскую актрису Маргариту де Севр (по крайней мере, так её называет ряд источников).
Блистательный рассказчик, Паустовский писал о ней: «ленивая, тонкая в талии и широкая в плечах, с бронзового цвета волосами, нежной и сильной шеей и розовым телом», Маргарита пела так, что оставалось ощущение, будто её пение «всегда сопровождается подголоском, похожим на слабое эхо», «как будто главный голос был золотой, а второй – серебряный».
Этот голос сразил сердце нищего художника «с тонким лицом и печальными глазами» Нико Пиросманашвили. Его любовь была такова, объяснял Константин Георгиевич, что «у Пиросмана появлялось иногда удивительное желание осторожно дотронуться до дрожащего горла Маргариты, когда она пела, желание одним только дыханием прикоснуться к этому таинственному голосу, к этой тёплой струе воздуха, что издаёт такой великолепнейший, взволнованный звон». «Люди говорят, что слишком большая любовь покоряет человека». Увы, «любовь Нико не покорила Маргариту». Даже после того, как он в свой день рождения выстелил всю мостовую около дома певицы в узком переулке тифлисского района Сололаки душистым ковром цветов. Их было так много, что «казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии», а маленькие дети «могли даже заблудиться в этих цветочных грудах». Был ли там миллион? Кто же считал! Да и розы были, вопреки песне, «всех размеров, всех запахов, всех цветов, от чёрной до белой и от золотой до бледно-розовой, как ранняя заря», а дополняли их иранская сирень, «жимолость в розовом дыму, красные воронки ипомеи, лилии, мак (…), настурции, пионы» и тысячи других цветов. «Где он только взял столько денег, чтобы купить эти сугробы цветов», осталось неизвестным.
Лучше Паустовского никак не получится, поэтому и далее рассказ его словами. «Взволнованная Маргарита, ещё ничего не понимая, быстро оделась. Она надела своё самое лучшее, самое богатое платье и тяжёлые браслеты, прибрала свои бронзовые волосы и, одеваясь, улыбалась, сама не зная чему. Потом она засмеялась, потом слёзы появились у неё на глазах, но она не вытирала их, а только стряхивала быстрым движением головы». Она выбежала из дома навстречу художнику, «обняла Пиросмана за худые, больные плечи и прижалась к его старому чекменю.
– Почему, – спросила Маргарита, задыхаясь, – почему ты подарил мне эти горы цветов в день своего рождения? Я ничего не понимаю, Нико.
Пиросман не ответил. Но Маргарита всем существом, всеми нервами, всей кровью, бившейся в её теле, поняла и без его ответа силу его любви и впервые крепко поцеловала Нико в губы. Поцеловала перед лицом солнца, неба и простых людей – жителей тифлисского квартала Сололаки».
В этой сказке не было счастливого конца: «вскоре Маргарита нашла себе богатого возлюбленного и сбежала с ним из Тифлиса», и «это, пожалуй, одна из самых горьких правд на земле».
А было ли всё так на самом деле – неважно. Неважно и то, как пересказала легенду знаменитая песня, да и вообще это уже другая история. Как написал Паустовский, он лишь повторил один из рассказов о любви Пиросмани, «не придавая чрезмерного значения его сугубой подлинности. Пусть этим занимаются придирчивые и скучные люди».