Если в середине ХХ века властителем дум Франции был экзистенциалист Жан-Поль Сартр, то в послевоенные годы его место занял Мишель Фуко — философ и историк, избегавший любых ярлыков.
Госпиталь Святой Анны
Родился Мишель Фуко 15 октября 1926 года на юге Франции в маленьком провинциальном городке. Семья его принадлежала к династии хирургов: его отец и оба деда владели этой профессией. Они ожидали, что старший внук и сын продолжит их дело и пойдет по медицинской стезе, но, несмотря на давление, Фуко отстоял свое право на самореализацию.
Будущий социолог, историк и философ учился в лучшей высшей школе Франции, но при этом не мог найти контакт со своими сокурсниками. Среднее же образование он получил в годы фашистской блокады Европы, и это значительно повлияло на него как на личность. После поступления в университет в 1946 году для двадцатилетнего Мишеля начинается новая жизнь. И она оказалась куда страшнее прежней. На всех учащихся ужасно давила ответственность относительно своего будущего, ведь выпускниками Высшей школы были такие выдающиеся люди, как Кангийем или Сартр, успевшие вписать свое имя золотыми буквами в историю. Чтобы повторить их путь или превзойти, необходимо было разительно отличаться от других.
В этом отношении Фуко Мишель добился пальмы первенства. Он умел потрясающе долго и упорно работать, учиться, отрабатывать навыки. Кроме того, его всесторонняя образованность, колкая ирония и сарказм не оставляли равнодушными соучеников, страдавших от его издевательств. В итоге однокурсники стали избегать его, считали сошедшим с ума. Такая напряженная обстановка привела к тому, что Мишель Фуко попытался лишить себя жизни через два года после поступления. Это событие впервые привело его в психиатрическую лечебницу Святой Анны.
Так состоялось его знакомство с институтом, надзирающим за безумными. Там же он оказывается не только как пациент, но и как студент в рамках вводного курса психопатологии, включавшего лекции, демонстрацию пациентов, пояснения врачей и ознакомление с больничной территорией. Фуко решает получить степень лиценциата не только по философии, но и психологии, и даже размышляет о карьере врача.
«Праздник безумцев похож на праздник мертвых»
В 1952 году он защищает диплом по психопатологии и устраивается в больницу Святой Анны на должность стажера — у него нет зарплаты, круг обязанностей неясен. Позже философ вспоминал, что «находился в общей иерархии где-то между пациентами и врачами, что не было связано ни с личными качествами, ни с особенным отношением ко мне, а являлось следствием двусмысленности моего статуса, заставлявшего меня дистанцироваться от врачей. Я уверен, что речь не шла о личных заслугах, поскольку помню, что в то время постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. И только через несколько лет, когда я начал работать над книгой, посвященной истории психиатрии, пережитый мной опыт неловкости принял форму исторической критики».
В 1982 году в одном из интервью Фуко отвечал на вопрос, оставил ли у него госпиталь Св. Анны ужасное впечатление: «О нет, — сказал тогда Мишель. — Это большой и совершенно типичный госпиталь, и я должен вам сказать, что он лучше, чем большинство крупных провинциальных госпиталей, которые я посещал впоследствии. Нет, в нем не было ничего ужасного. В этом-то все и дело. Если бы я проводил всю эту работу в маленьком провинциальном госпитале, я бы думал, что все эти изъяны вытекают из его географического положения и специфических проблем».
Когда в 1951-1955 годах Фуко сам преподает психологию в университете города Лилля и в Высшей нормальной школе. Подражая своим наставникам, он тоже водит студентов в госпиталь Святой Анны на экскурсии и лекции. В другой психиатрической клинике Фуко наблюдает карнавал накануне поста: пациенты готовили костюмы и маски, праздновали вместе с ряжеными врачами, а вечером сжигали маски с чучелом карнавала. Фуко тогда обмолвился: «Этот праздник безумцев похож на праздник мертвых», — примечательно, что в первых главах «Истории безумия» он немало места уделяет связи безумия и смерти. В те же годы Фуко работает ассистентом в лаборатории электроэнцефалографии в тюрьме, где диагностировали черепно-мозговые травмы и неврологические проблемы. Таким образом, в самом начале академической карьеры он знакомится с двумя мирами, подлежащими изоляции: «безумие» и «правонарушение». Обе эти темы возникнут в его докторской диссертации, которая выйдет под заглавием «Истории безумия».
Не менее важным для книги будет еще одно место работы — французский культурный центр в Упсале, куда Фуко устраивается работать в 1955 году. Именно в упсальской библиотеке он обнаруживает гигантскую частную коллекцию некоего врача, включавшую библиографические редкости, письма, рукописи, колдовские книги, работы по истории медицины и охватывающую XVI-XX века. День за днем Фуко до и после работы методично исследует архив; рукопись диссертации со временем распухнет до тысячи страниц — и, несмотря на неординарный стиль изложения, 20 мая 1961 года будет защищена в Сорбонне.
Контракт с Тунисским университетом
Основной тезис Фуко сводился к тому, что «безумие» — не столько биологическое явление, сколько продукт социальных отношений, изобретение зарождающегося индустриального общества, изгонявшего тех, кто не вписывался в рамки нового порядка, «не только безумных, но и стариков, больных, безработных, бездельников, проституток». Фуко пытался составить «жития темных людей, исходя из тех речей, которыми в горе или в ярости люди эти обмениваются с властью» — похожая логика будет руководить им и в ходе исследования тюрем.
«Историю безумия» тепло приняла критика, ее хвалили Ролан Барт и Фернан Бродель. Фуко становится популярным, его приглашают на телевидение. Но всемирная слава приходит с публикацией «Слов и вещей» — самой сложной его работы, которая парадоксальным образом окажется бестселлером. «Величайшая революция со времен экзистенциализма», — кричал заголовок L’Express от 29 мая 1966 года. Три четверти полосы занимало фото улыбающегося автора. Газетному обозревателю сложно понять, в чем именно величие книги, однако он заверяет, что автор уже «поразил своих современников»; мысль Фуко покорит даже «едва знакомых с философией». Первые три тысячи экземпляров распроданы за неделю, повторный тираж расходится так же быстро, допечатки регулярно делают следующие несколько лет. Пресса отмечает, что «Слова и вещи» читают на пляжах и кладут на столики в кафе — это модно. В ореоле славы Фуко соглашается на трехлетний контракт с Тунисским университетом; страна проводит либеральную реформу образования и не скупится на приглашенных профессоров с именем.
Там и начинается история Фуко как интеллектуала-активиста: его приезд в Тунис совпадает с зарождением местного студенческого марксистского движения. В декабре 1966-го полицейские избивают студента, не оплатившего проезд в автобусе — это выливается в антиправительственные демонстрации и волнения в университетском городке. В июне 1967-го во время Шестидневной войны студенты выходят на пропалестинские митинги. Когда во время визита американского вице-президента Хьюберта Хамфри весной 1968-го манифестанты атаковали посольство США, начинаются аресты, в том числе и среди учеников Фуко. Преподаватели-иностранцы протестуют против задержаний, однако на общем собрании решают не перечить чужому правительству.
Фуко настаивает на помощи арестантам — он идет к послу Франции, но дипломат отказывается «вмешиваться во внутренние дела Туниса». Тогда Фуко укрывает у себя студентов, скрывающихся от полицейских облав; у него дома прячут ротатор, на котором печатают революционные листовки. К процессу над студентами он готовит речь, однако свидетелем в суд его не вызывают; Фуко получает анонимные угрозы, а однажды по дороге из университета домой на него нападают и избивают — предположительно, полицейские в штатском. Официально власти Туниса не предъявляют никаких претензий знаменитому мыслителю, хотя многих его коллег к этому моменту выслали из страны, а тех, кто помогал студентам, заочно приговорили к тюремному заключению. Осенью 1968 года Фуко вернулся во Францию, отказавшись преподавать в Тунисе, пока там не освободят политзаключенных.
«Группа информации о тюрьмах»
В Тунисе он следил за многотысячными студенческими протестами в Париже 1968-го, читая Le Monde и слушая радио. «Они не делают революцию, — говорил Фуко, — они и есть революция». К его возвращению во Францию протест исчерпал себя. Президент де Голль согласился распустить парламент и провести досрочные выборы, пригрозив, что в ответ на новые беспорядки мобилизует армию. Министерство образования запустило серию реформ, направленных, в том числе, на ослабление протеста. Центральное решение — открытие нового вуза в Венсеннском лесу. Власти преподнесли его как ответ на требования демонстрантов — Венсенн должен стать экспериментальным центром междисциплинарных исследований с автономным управлением при участии учащихся. Но попутно решалась и другая задача: выманить радикально настроенных студентов из Сорбонны — очага революционных настроений в центре Парижа — в предместья, тем самым изолировав движение. В комиссию, которая формировала преподавательский состав нового вуза, вошли интеллектуалы первой величины — Жорж Кангийем, Ролан Барт и Жак Деррида. Отделение философии возглавил Фуко.
23 января 1969 года учащиеся лицея Сен-Луи в Латинском квартале собирались на показ документального фильма о студенческих протестах. Ректорат отключил электричество. Лицеисты принесли блок питания и все же провели киносеанс, а после вышли на митинг во дворе Сорбонны и попытались занять кабинет ректора, но быстро появилась полиция, и завязалась драка. Протестующих поддержали в Венсенне — Фуко, еще несколько преподавателей и пять сотен студентов забаррикадировались в административном здании. В ход шли столы, стулья и шкафы, только что с помпой доставленные в новый университет. Активисты «Пролетарской левой» скандировали: «Покончим с университетом!» На рассвете 24 ноября полиция начала штурм, применив слезоточивый газ. Группа студентов под предводительством Фуко поднялась на крышу, забрасывая силовиков кирпичами. «Свидетели вспоминают, что Фуко наслаждался моментом и с энтузиазмом кидал кирпичи — хотя и старался при этом не запачкать свой красивый черный велюровый костюм», — пишет его биограф Джеймс Миллер.
Сотни бунтовщиков погрузили в машины и развезли по участкам. Фуко с красными от слезоточивого газа глазами задержали одним из последних. Преподавателя отпустили рано утром, десятки студентов исключили, многим угрожало уголовное преследование. Через несколько недель после событий в Венсенне проходит митинг в поддержку отчисленных и арестованных, выступившего на нем Фуко Le Monde назвала «самым яростным оратором» — профессор обвинял силы правопорядка в намеренной провокации. Последующие месяцы число политзаключенных росло, к началу 1970-х достигнув нескольких сотен человек.
Восьмого февраля 1971 года Фуко, стоя перед журналистами в капелле Святого Бернара, объявил о создании «Группы информации о тюрьмах». Он зачитал манифест: «В нашу повседневную жизнь все плотнее внедряется полицейский террор: на улицах и на дорогах, там, где есть иностранцы и молодежь, снова говорят о преступности убеждений; меры по борьбе с наркотиками усугубляют произвол. Мы хотим знать, что представляют собой тюрьмы: кого и как отправляют туда, за что, что там происходит, как живут заключенные. Все эти сведения отсутствуют в доступных нам официальных отчетах. Мы надеемся получить их от тех, кто по тем или иным причинам имеет опыт заключения или же как-то связан с тюрьмами».
На несколько лет «Группа информации о тюрьмах» стала для французских заключенных главным каналом связи с внешним миром. Группа гарантировала, что любая жалоба или сообщение о незаконных действиях тюремщиков будут мгновенно обнародованы. Но в конце 1972-го группа все же объявила о самороспуске. Причиной стала жесткая реакция властей на тюремные бунты: Фуко и его товарищи поняли, что в таких условиях они неспособны помогать заключенным.
Личная жизнь Мишеля всегда была тайной, так как гомосексуализм в коммунистически настроенных странах откровенно не приветствовался. Но в Калифорнии, США дела обстояли не так плохо. Там существовала отдельная субкультура людей с нетрадиционной ориентацией, они боролись за свои права, выпускали газеты и журналы. Осенью 1983 года философ в последний раз посещает Соединенные Штаты, а летом 1984 года умирает от терминальной стадии ВИЧ-инфекции – СПИДа.
Подготовила Лина Лисицына,
по материалам Fb.ru, «Горький», «Медиазона»