Турки стерли с лица земли практически все население острова
В начале весны 1822 года жители острова Хиос поддержали повстанцев, боровшихся за освобождение Греции от османского ига. Месть мусульман не заставила долго ждать.
Покорные островитяне
Хиосцы долгое время держались в стороне от Греческой революции. Борьба за независимость Греции длилась уже целый год, а жители Хиоса так и не проявили к ней особенного интереса. Им неплохо жилось и при турецкой власти. Островитяне оставались практически автономными и пользовались расположением османских властей: внутренняя экономика Хиоса существенно пополняла казну империи.
Основным источником дохода зажиточных хиосцев были бескрайние плантации мастиковых деревьев, ценившихся довольно высоко. Поэтому Хиос находился под личным покровительством сестры султана, и островитяне могли пользоваться привилегиями. Например, им разрешалось подвешивать колокола в храмах.
В первой четверти XIX века население острова составляли около 120 тысяч человек, большинство которых были православными христианами. Мусульман и католиков было лишь по две тысячи человек, а иудеи и вовсе исчислялись десятками, их здесь проживало всего 70. Когда удивленные жители других греческих земель интересовались, почему на этом острове настолько мало евреев, хиосцы отвечали, что коренное население куда успешнее в торговле, нежели иудеи, поэтому последним здесь совершенно не на чем заработать.
Однако остров славился не только земледелием и торговлей. Хиос, например, подарил миру таких мыслителей, как учёный эллинист-просветитель Нового времени Адамантиос Кораис (1748—1833).
Когда османские наместники поняли, что в непосредственной близости от острова разгораются очаги революции, то выдвинули ультиматум — хиосцам необходимо было выбрать десятерых заложников из местной знати и передать их туркам. Подобострастные островитяне-богачи даже перевыполнили план, добровольно увеличив количество заложников до 40 человек. Зажиточных хиосцев полностью устраивала жизнь под турками, и они использовали каждый удобный повод, чтобы напомнить завоевателям об этом.
Османский султан поручил контроль над островом Вахиту-паше — человеку умному и хладнокровному. «Рубка дерева и человеческого горла отличаются, но не в случае горла неверного, и мудрый законодатель, комментируя этот священный канон, говорит, что истребление неверного для мусульманина есть благое дело и равносильно рубке дерева или куста», — рассуждал он в мемуарах. И хиосская знать не хотела проверять на себе, на что способен человек, мыслящий подобными категориями.
За сутки убили 10 тысяч человек
А вот простые хиосцы уже давно хотели перемен. 10 марта повстанцы с острова Самос высадились на Хиосе, дабы начать сражение с местными турками. К прибывшим прильнули и многие островитяне, среди которых были преимущественно бедные крестьяне. Знать не решалась на подобные действия, а бедноте нечего было терять, кроме своих цепей.
30 марта 1822 года к Хиосу подошел османский флот под командованием капудан-паши Кара-Али. Началось всё с бомбардировки города (на острове был расположен одноимённый город). Потом последовала высадка. В течение 24 часов было убито около 10 тысяч человек. Уничтожали всех детей до трёх лет, всех мальчиков и мужчин старше 12 лет и женщин старше 40 лет.
После разграбления города – а Хиос был богатым торговым городом – турки двинулись в сельскую местность. Крестьяне ушли в пещеры и леса, и Вахит-паша (начальник турецкого гарнизона на Хиосе) объявил амнистию. Он освободил часть заложников (которых хиосцы предоставили добровольно ещё в начале восстания – чтобы доказать свою лояльность) и поручил им оповестить об амнистии скрывающееся от турков население. Увы, поверившие в амнистию были убиты. Вслед за ними были уничтожены оставшиеся заложники.
Всего приблизительно 25 тысяч человек были убиты, около 45 тысяч – проданы в рабство. Более чем 20 тысячам удалось бежать с острова, ещё 10-15 тысяч умерло от болезней. К лету 1822 года на острове осталось не многим больше двух тысяч жителей… Вахит-паша отдал приказ «даровать жизнь только молодым, согласным принять ислам, старики исключаются». Турецкий гнев не знал предела. Пострадали не только жители острова, но и постройки — из 700 хиосских храмов османы не сожгли лишь один. Численность островного населения не восстановилась до сих пор: сейчас там проживает немногим более 50 тысяч человек.
Яркие краски зла: картина, изменившая Париж
Европейские правительства реагировали на события в Греции весьма сдержанно. На Веронском конгрессе Священного союза, в 1822 году, греки не смогли даже вручить свою петицию, составленную в Аргосе временным правительством и адресованную ведущим европейским державам. Официальная позиция в отношении борющихся за свою независимость греков заключалась в следующем: «…хотя участь этой христианской нации и желательно улучшить, но восстание против законной власти султана заслуживает решительного осуждения». Революционная Греция нарушала установившийся порядок в Европе, для торговли и банков означала хаос в Восточном Средиземноморье.
Лишь либеральная и революционная Европа высказывалась в защиту греков и оказывала помощь в меру своих возможностей. Либеральные газеты эпохи — английские «Morning Chronicle» и «Times», французские «Courier Francais» и «Constitutionnel» — описывали страшные картины резни и обвиняли свои правительства в протурецкой политике. Лорд Байрон, пребывающий в добровольном изгнании в Италии, всеми доступными средствами агитировал в пользу поддержки борьбы греков. Его друг, Хобхауз, пытался получить у английских банкиров заём для греческого правительства. В 1823 году он создаёт в Лондоне Филэллинский комитет, помогавший борьбе Греции за освобождение от османского ига. Ещё раньше – с августа 1821 года – такие комитеты появляются в Германии. А что же Франция? Франция пока ограничивалась светскими разговорами.
В мае 1823 года молодой, но – по общему мнению – очень многообещающий французский художник, записал в своём дневнике: «Я решился написать для салона сцену резни на острове Хиос». Звали художника Эжен Делакруа. И вот молодой человек приносит в мастерскую огромный – три с половиной на четыре метра – холст. 12 января Делакруа начинает писать картину.
В середине июня картина «Сцены резни на Хиосе: греческие семьи, ожидающие смерти или рабства и т. д.» (так звучало полное название картины) была представлена жюри салона. Несмотря на ворчание маститого художника-академиста Антуан-Жана Гро о том, что «это не греков режут, это живопись режут…», картина была одобрена и вывешена для всеобщего обозрения под номером 450.
Но, получив пропуск на экспозицию, Делакруа натыкается на пейзажи английского художника-романтика Констебля, которые вдохновили Эжена на творческую доработку своего полотна. В результате, за две недели до открытия салона, Делакруа фактически полностью переписывает картину. «Подумать только, что «Хиосская резня» вместо того, что она есть, едва не осталась серой и тусклой картиной. О, я таки поработал эти пятнадцать дней, вводя самые яркие краски…» – так он описал то, что произошло. И наконец, в середине июля 1824 года, салон открылся.
Критика встретила «Резню на Хиосе» без энтузиазма. Кто-то сострил, что картина написана «пьяной метлой», кто-то счел, что Делакруа «…считает прогрессом только те нелепости дурного тона, которые делает». Вот, как отзывался французский писатель Анри-Мари Бейль Стендаль: «Сколько бы я не старался, я не в состоянии любоваться Делакруа и его «Хиосской резнёй». Мне всё время кажется, что картина первоначально должна была изображать чуму, но затем художник, начитавшись газетных сообщений, сделал из неё хиосскую резню. В огромном живом трупе, помещенном в центре картины, я вижу лишь несчастного зачумленного, попробовавшего вырвать у себя чумной бубон…»
Но, несмотря на мнение критиков, перед картиной толпились парижане. Кто-то при виде картины высокомерно усмехался, а кто-то… Один из членов жюри салона, глядя на картину, задумался и сказал: «Это всё очень трогательно, здесь много чувства». И многие из зрителей разделили эмоции, вложенные автором в картину.
А 21 декабря 1824 года было объявлено о создании Филэллинского общества в Париже.
Связаны ли два этих события между собой – показ картины и появление Филэллинского общества? Неизвестно. Но точно известно, что французский писатель, политик и дипломат Шатобриан – бывший одним из самых активных деятелей этого общества – восхищался картиной Делакруа. И так же известно, что за два года перед этим он был одним из авторов равнодушного заявления участников Веронского конгресса Священного союза. Сила искусства? Общественное мнение?
По материалам «Дилетант» (diletant.media), «Stencils дизайн» (stencils.com.ua)