Кто был прототипом загадочного Сильвио в повести «Выстрел»? Считается, что Липранди, лучший кишиневский друг Пушкина…
О военном разведчике и историке Иване Петровиче Липранди (1790-1880), авторе замечательных воспоминаний о Пушкине, сам поэт написал так: «Он мне добрый приятель и (верная порука за честь и ум) нелюбим нашим правительством, и, в свою очередь, не любит его». А по воспоминаниям другого видного лицеиста, В.П. Горчакова, к Пушкину Липранди относился с большой любовью, воспоминания его о поэте отличаются добросовестностью, точностью и полнотой. Так что же связывает Ивана Петровича с героем пушкинской повести «Выстрел»?
— Не думаю, что у Сильвио был единственный прототип, но личность Ивана Липранди, несомненно, наложила отпечаток. В пушкинском предисловии к «Повестям покойного Ивана Петровича Белкина» говорится, что положенная в основу сюжета история была рассказана издателю «подполковником И. Л. П.», — напоминает научный сотрудник Государственного Эрмитажа, знаток пушкинской эпохи Виктор Михайлович Файбисович. — Однако в этом произведении имеется не только перекличка с нашумевшим поединком Ивана Липранди со шведским лейтенантом Адольфом Бломом, но и яркий автобиографический мотив.
Ссылка Пушкина на юг летом 1820 года, по признанию поэта, была следствием его стремления опровергнуть клевету. Авантюрист и завзятый дуэлянт граф Федор Толстой (Американец) распространил слух, будто за дерзкие стихи Пушкин подвергся порке в полиции. О том, кто именно сочинил сплетню, поэт узнал уже в изгнании, но с этого момента его намерение встретиться с графом у барьера стало вполне серьезным.
Осенью 1820 в Кишиневе поэт донимал друга настоятельными просьбами ознакомить его с историей поединка, состоявшегося в Або десятилетием ранее. «Он неотступно желал узнать малейшие подробности как повода и столкновения, так душевного моего настроения», — свидетельствует Липранди. Пушкин упросил предоставить ему документальные свидетельства дуэли — вызов, опубликованный поручиком в газете, издававшейся в Або, ответ, напечатанный в стокгольмской газете, и подробные дневники Ивана Петровича за 1810 год.
Что же узнал Пушкин? 14 мая 1810 года в Або (ныне Турку) на тропинке вдоль лужи на набережной Липранди, которому еще не исполнилось и двадцати, встретился с незнакомцем и не уступил ему дороги, не желая испачкать сапог. Он, в мундире поручика с солдатским Георгиевским крестом и Анненским знаком на шпаге, спешил на званый вечер к генерал-губернатору Ф. Ф. Штейнгелю и пошел, не сворачивая перед неизвестным статским. Задетый оказался 25-летним лейтенантом шведской службы Адольфом Бломом.
На следующий день между ними произошло объяснение в гостинице, где собрались шведские офицеры, усмотревшие в происшествии национальное оскорбление. Липранди выразил готовность дать Блому удовлетворение, отметив, что не имел намерения оскорбить шведский мундир. Мир был восстановлен, на другой день участники столкновения дружески раскланялись в театре.
Блом уехал в Стокгольм, Липранди отправился в командировку. Но, когда через неделю он вернулся в Або, по городу ползли слухи: Блом на прощальной аудиенции у вице-губернатора поведал, будто русский офицер принес ему свои извинения. Это вызвало у Ивана Петровича взрыв негодования. Липранди немедленно послал лейтенанту Блому в Стокгольм письмо и опубликовал свой вызов в местных газетах. Блом в ответном послании уведомил, что приедет для дуэли в Або через полмесяца, свой ответ он продублировал в стокгольмских газетах.
Тут стоит напомнить, что дуэли в России были запрещены с петровского времени. За участие в поединке полагалась казнь, но обычно наказание смягчалось — заменялось разжалованием из офицеров в рядовые.
Блом приехал, как и обещал, через две недели. Липранди намеревался драться на пистолетах. Блом, хороший фехтовальщик, требовал поединка на шпагах. Переговоры секундантов зашли в тупик. В конце концов, Блом заявил: «Я буду отстаивать свою честь с оружием, которое мой король доверил мне для защиты Отечества. Делайте то же — защищайтесь оружием, которое вручил вам ваш император».
У Липранди была пехотная офицерская шпага, по его словам, «употреблявшаяся офицерами только для формы», у Блома — трехгранная колющая шпага, вчетверо легче. Иван Петрович получил глубокую колотую рану в бедро, но успел нанести Блому рубящий удар по голове. Шведа спасла медная оковка на козырьке. Его с залитым кровью лицом увезли в Або в карете, а поручик, несмотря на рану, отправился домой пешком. Липранди не понес за дуэль наказания, лишь был удален из Або во избежание новых столкновений со шведами.
Десять лет спустя после поединка Липранди и Блома, читая дневник друга, Пушкин не мог не обратить внимания на любопытное обстоятельство: на том самом месте, где поручик дрался с лейтенантом, осенью 1809 года граф Федор Толстой, «ночной разбойник, дуэлист», в один день ранил навылет штабного капитана Брунова, а на другой — убил подпоручика лейб-гвардии Егерского полка Нарышкина. А теперь о поединке с бретером-сплетником Толстым мечтал сам Пушкин…
Но в ожидании соперника Липранди провел две недели, а Сильвио в повести «Выстрел» ждет своего часа шесть лет. Да, Пушкин наверняка знал еще о двух отложенных поединках. В 1802 году на развалинах замка близ Теплице состоялась дуэль между князем Николаем Григорьевичем Щербатовым и шевалье де Саксом, сыном принца Ксаверия Саксонского. Повод к дуэли в Богемии был ничтожен. Размолвка произошла в 1795 году в Петербурге, во время майского екатерингофского гулянья. Через несколько дней конфликт вылился в потасовку в театре. Де Сакс был выслан из России, а Щербатов — отправлен под надзор к родителям. В течение семи лет в ожидании встречи с шевалье Щербатов упражнялся в стрельбе из пистолета. Когда противники сошлись у барьера, князь убил де Сакса первым выстрелом. Вероятно, среди прототипов Сильвио князь Щербатов должен занять не последнее место. Он состоял в свойстве с П.А. Вяземским и, вероятно, встречался с Пушкиным в Москве.
Другая история дуэли, состоявшейся в Царском Селе, была известна Пушкину с отрочества. В 1797 году 14-летний подпрапорщик лейб-гвардейского Измайловского полка Александр Кушелев получил за оплошность на посту удар тростью от 25-летнего полковника Николая Бахметева. Шесть лет спустя Кушелев, уже штабс-капитан Кавказского гренадерского полка, встретился в Петербурге с обидчиком, уже генерал-майором, и вызвал его на дуэль. Бахметев пытался уклониться от поединка, но Кушелев был непреклонен. Военный губернатор граф П.А. Толстой приказал Кушелеву возвратиться в полк. Тот выехал из Петербурга и заночевал в Царском Селе, куда наутро приехал и Бахметев с секундантами. Обмен выстрелами не дал результатов. Кушелев настаивал на продолжении поединка, но Бахметев стал просить у противника извинения, и секунданты отказались перезаряжать оружие. Спустя год Кушелев погиб на Кавказе в бою с персами…
Итак, мотив отложенной дуэли в повести «Выстрел» мог восходить к дуэльным историям Ивана Липранди и Адольфа Блома, князя Николая Щербатова и шевалье де Сакса, Александра Кушелева и Николая Бахметева. Да и сам автор повести «Выстрел» в продолжение шести лет испытывал такое же жгучее желание увидеть своего противника у барьера, какое испытали до него Липранди, Щербатов и Кушелев.
К слову, Липранди был сослуживцем и соратником графа Федора Толстого: оба они были адъютантами генерала князя М.П. Долгорукова. Но Пушкин никогда не заговаривал с другом об Американце: Иван Петрович был уверен, что граф Толстой погиб в войне с Наполеоном, пока случайно не встретился с Толстым в Москве уже после смерти поэта.
На седьмом году изгнания Пушкин был вызван в Белокаменную, где после коронации пребывал император Николай. Разговор с царем был долгим и откровенным. По окончании аудиенции Николай Павлович вывел Пушкина к придворным со словами: «Теперь он мой». Но в тот же день Александр Сергеевич поручил своему другу С.А. Соболевскому доставить картель (вызов) графу Федору Толстому. Того в это время не оказалось в России — он путешествовал. Встретиться противникам довелось не ранее начала 1828 года, когда Американец оказался в Петербурге. В это время Пушкин находился едва ли не в зените своей славы и популярности. Казалось, он пользуется высоким благоволением нового государя, которого еще не успел раздражить своей строптивостью. Клеветническая выдумка Толстого утратила всякое правдоподобие и была забыта. Противников удалось примирить. Но годы упражнений в стрельбе, проведенные Пушкиным в ожидании расплаты с обидчиком, дали неожиданный плод — повесть «Выстрел».
Ирина Смирнова, «Труд»