Антон Шагин снялся более чем в трёх десятках картин, в числе которых «Стиляги», «Бесы», «Союз спасения», и в половине из них — в главных ролях. Шагин ещё и поэт: у него уже вышли два сборника.
Сыграл у сына Харатьяна
— Последняя картина с вашим участием — «Воздух». Как вам работалось с её создателем режиссёром Алексеем Германом-младшим?
— Это фильм о четырёх девчонках-лётчицах, которые во время войны бомбят фашистов. Я играю военного лётчика — небольшая роль второго плана. Мне давно хотелось сняться в военной картине, много раз пробовался, но меня почему-то никогда не утверждали на роль. С Алексеем Германом было интересно работать. От отца ему досталось умение абсолютно погружаться в материал, у него каждая грязинка на одежде должна была быть на своём месте.
Снимали очень долго под Питером, в каких-то дебрях, мы даже лосей там видели. Съёмочная группа, 100 человек, по колено в грязи пробиралась туда с камерами, реквизитом: шинелями, ружьями, ящиками. Меня в 3 часа ночи забирали на съёмку, а в девять вечера привозили. Однажды, отсмотрев весь отснятый за день материал, Герман сказал: «Всё плохо. Завтра будем с утра репетировать». Мне такой подход к делу нравится: никто не говорил, что будет легко. Когда на съёмках легко, я сразу начинаю себя неуютно чувствовать. Интуиция подсказывает: что-то здесь не так — значит, на выходе будет плохо.
— В фильме Юрия Грымова «На ощупь» вы играете слепого человека. Как вы готовились к съёмкам? Правда ли, что на встречу с режиссёром вы пришли с нарисованными синяками под глазами?
— Грымов — мистификатор, может придумывать что угодно. Я ничего не рисовал. Просто нас с другом избили, и я пришёл на пробы с синяками. Решил: не буду ничего замазывать, пусть будет как есть. Конечно, когда готовился к роли, наблюдал за людьми, которые лишены зрения, общался с ними, заново учился ходить, разговаривать, дышать. Мы тогда прожили полтора месяца.
— Вы откликаетесь на просьбы начинающих режиссёров о съёмках?
— Да, я снялся в дипломном фильме у начинающего режиссёра Ивана Харатьяна, сына знаменитого артиста. Иван оканчивает ВГИК. Он прислал мне сценарий короткого метра, я прочёл и подумал, что сделаю это. Такая чёрная комедия, я подобное ещё не играл.
Не дал упростить Достоевского
— Вы снимаетесь в фильмах самых разных жанров: и в исторической драме «Союз спасения», и в фильме-сказке «Конёк-горбунок». Как вам удаётся везде быть разным?
— Главный критерий — творчество. Текст учу заранее, никогда на площадке этим не занимаюсь: на площадке и без этого полно проблем и задач. Как-то во время съёмок «Бесов» по Достоевскому мне сначала объявили 44 съёмочных дня, а потом бюджет урезали, и нужно было уложиться в 19 дней — это безумно мало! При этом в сценарии моему герою какие-то фразы переставили, что-то упростили. Тогда я сказал режиссёру Владимиру Ивановичу Хотиненко, что не буду учить роль по сценарию. Есть великий текст Достоевского, и я буду учить по роману. Хотиненко согласился и сказал: «Шагин, вперёд!»
— В «Бесах» вы сыграли Петра Верховенского. Достоевский устами этого персонажа говорит: чтобы подчинить себе народ, необходимы одно или два поколения разврата. Как вы относитесь к этим словам?
— С развалом Советского Союза нас планомерно приучали к разврату. Нам внушали, что наркомания, неуважение к родителям, предательство, развал семьи, гомосексуализм — это нормально. Эта политика по уничтожению человека почти удалась. К счастью, мы всё-таки поняли это.
«Не могу не писать»
— Когда вы впервые взялись за перо?
— Мне было 14 лет, и это были такие шуточные стихи для КВН, то есть, требовалось от класса что-то весёлое, рифмованное, и я взял на себя эту ответственность. Потом, когда учился в ПТУ на слесаря, мы вместе с учительницей по литературе Зоей Ивановной что-то сочиняли для КВН. А в Школе-студии МХАТ я серьёзно осознал, что писать стихи — моя насущная потребность. Когда ухаживал за своей женой, а мы — однокурсники, то писал стихотворения и подсовывал ей под дверь. После института мы поженились. Живём, растим двоих детей, но стихи продолжаются, чаще всего посвящаю их жене.
— В научно-фантастическом фильме «Петрополис» у вас необычная роль. Почему вы решили сняться в такой картине?
— Я такую роль никогда ещё не играл, мне было интересно. Если коротко, играю научного сотрудника, занимающегося инопланетными делами. Мой герой делает всё, чтобы спасти мир. Фильм снял большой художник Валерий Фокин. Десять лет назад мы выпустили спектакль «Литургия zero» по роману Достоевского «Игрок». Раз в месяц езжу в Петербург и с удовольствием играю этот спектакль без антракта. Килограмма три при этом теряю, так что никакой фитнес не нужен. Как-то Валерий Владимирович мне сказал, что у него ко мне предложение, протянул сценарий и сказал, что берёт меня без проб. Снимать должны были в Японии, США, Европе и Петербурге. Но грянула пандемия, границы закрылись, и мы никуда не полетели. И гениальный Фокин придумал, что всё происходит в огромном ангаре, человек идёт по коридору, открывает дверь и попадает то в Японию, то в США. Это очень интересный ход в кинематографе, его никто, по-моему, не использовал, поэтому можно сказать, что Фокин в этом смысле первооткрыватель. Мне за эту картину не стыдно.
— Бывало, что вы отказывались от ролей?
— Конечно, отказывался, но я не буду эти фильмы называть. Ещё когда только начинал сниматься, я себе сказал: то, что мне надлежит сыграть, от меня не уйдёт. Я категорически не хотел идти на пробы в сериал «Подкидыш», но меня убедили в том, что нужно хотя бы попробоваться. Я согласился, чтобы только от меня отстали. Меня утвердили, вручили сценарий и заверили, что реально всё будет круто. И действительно, на съёмках было ощущение, что я как будто попал в эпоху НЭПа, которую воссоздали в Петербурге. Каждый раз, когда на съёмках в художественном смысле переношусь в другое время, испытываю удивительное чувство. Наша профессия даёт такой бонус.
— Бываете в своем родном городе Кимры?
— Да. Несколько лет назад приехал в родной волжский город с семьёй, чтобы именно там отметить день рождения. Тогда в архитектуре города ещё оставался модерн, хотя и в плачевном состоянии. Сейчас великолепная архитектура находится в ужасающем упадке. На это печально смотреть и понимать, что всё брошено на произвол судьбы. Очень надеюсь, что архитектура Кимр будет спасена.
Ирина Колпакова, szaopressa.ru
