Всеволод Шиловский – это не просто любимый зрителями актёр и режиссёр множества знаменитых спектаклей и фильмов. Можно ли было спасти МХАТ от раскола? Почему Олег Ефремов предал Евгения Евстигнеева? И что страшнее – голод или сытость? Об этом и о многом другом рассказал сам Всеволод Шиловский.
Театральный роман
– У вашей студии скоро появится своё здание. Известно, что вы никогда ни о чём для себя не просите. Как тогда театру удалось обрести крышу над головой?
– Когда мы оканчивали школу-студию МХАТ – это было много прекрасных лет назад, – то были времена, когда никто из студентов не платил за учёбу. Но самое главное – было распределение. Такие курсы звёздные выходили из школы-студии МХАТ, «Щуки» и «Щепки», и театр их выбирал. Сейчас ты получаешь диплом, за это платишь дикие деньги и потом ты выходишь и не можешь свой талант реализовать. Это очень обидно.
Я 61 год занимаюсь педагогикой. После окончания МХАТа меня пригласили в труппу и ассистентом в школу-студию МХАТ. Первые мои студенты были Меньшов, Мягков, Вознесенская, Мирошниченко. Следующие курсы – Караченцов, Киндинов.
Когда я поставил дипломный спектакль «Медея», его увидел мой учитель режиссуры Виктор Яковлевич Станицин – народный артист, один из любимых учеников Станиславского. И он сказал: «Юное дарование, будешь со мной работать и в студии, и в театре».
После раздела МХАТа я ушёл из школы-студии МХАТ и больше 20 лет руководил актёрской мастерской во ВГИКе. Где все мои дипломные спектакли пользовались большим успехом. Репертуар моих спектаклей строился на замечательной драматургии таких авторов, как Гоголь, Булгаков, Теннесси Уильямс, Ильф и Петров. И замечательный современный автор Юрий Поляков.
Когда занимаешься настоящей режиссурой, то всегда должен рожать интересные индивидуальности, как то: во МХАТе, когда я ставил «Волоколамское шоссе», я дал главную роль Георгию Буркову – роль генерала Панфилова. Это было открытие и новый поворот в его судьбе. В «Мятеже» Фурманова я дал главную роль Юрию Богатырёву, которого пригласил на эту роль во МХАТ. И он был в этой роли также совершенно неожиданным.
В настоящее время, когда выдаётся диплом, больше ничего не случается. Молодые специалисты идут на улицу. И я решил создать маленький творческий дом для своих учеников. К моему счастью, мэр Москвы Сергей Собянин поддержал эту идею не словами, а поступком – дав грант на её осуществление. Поддержал идею и министр культуры Москвы Александр Владимирович Кибовский. И эта идея стала осуществляться. Потому что Станиславский ещё говорил, что без золотого тельца искусства быть не может. И сейчас я получил своё небольшое помещение на 120 посадочных мест в самом центре Москвы – на Петровке, 17, во дворе будет очаровательное место действия.
Вот как Олег Павлович Табаков создал свою «Табакерку», так и у меня будет свой театр-студия Всеволода Шиловского.
– Но ведь многие талантливые актёры и педагоги пытались создать свой театр – Армен Джигарханян, Александр Калягин, например. Однако ни один из них не смог стать настоящим событием, в отличие от той же «Табакерки». На ваш взгляд, в чём причина?
– Всё зависит – в 84 года уже можно спокойно об этом говорить, – от того, кто руководит этим процессом. Потому что вот, допустим, Олег Павлович Табаков, тогда ещё молодой талантливейший артист. Так как он очень любил своих учеников, ему захотелось создать эту маленькую штучку. И почти каждый из них стал большой творческой индивидуальностью. Это называется школой.
Сейчас мои выпускники снимаются в крупных ролях, играют в других театрах. Ну, как «Современник». Они поначалу все работали в разных театрах. А ночью собирались с Олегом Ефремовым и репетировали. Сначала у них получилась «Матросская тишина», потом поставили «Вечно живые», с чего и начался «Современник». Так же как молодой артист Юрий Любимов взял дипломный спектакль и выпустил «Добрый человек из Сезуана», положивший начало Театру на Таганке.
Разбитое зеркало
– Вы были участником того исторического раскола МХАТа, когда одна часть труппы осталась с Олегом Ефремовым, а другая ушла с Татьяной Дорониной. А была возможность сохранить театр?
– Такой возможности не было. Так как Олег Николаевич Ефремов принял такое решение, что это якобы будет способствовать развитию Художественного театра. Не его масштаб оказался. «Современник» состоял из маленькой труппы. А во МХАТе было три сцены и 143 человека. И нужно было приглашать молодых режиссёров, чтобы вся труппа работала. А приходили замечательные режиссёры – Эфрос, Гинкас – на один спектакль и уходили. А в остальных спектаклях были заняты не более 15 человек. И на Новодевичьем кладбище рядом со Станиславским, который создал Художественный театр, покоится Олег Ефремов, который разрушил МХАТ. Раздел и уничтожение МХАТа – это было преступление века.
– Почему тогда именно Татьяна Доронина возглавила вторую часть труппы?
– Доронина – это ошибка Шиловского.
Когда у меня произошёл разговор с Ефремовым, к счастью моему, в присутствии директора театра Анурова, Ефремов мне предложил взять половину труппы себе. На что я ответил: «Я Родиной не торгую». Я считал, что вторая часть труппы не может сохранить линию МХАТа. Потому что Василий Блаженный должен быть один, Москва одна и МХАТ – один. Я всё равно решил уйти при этой ситуации из театра. И предложил Татьяну Доронину, так как мне казалось, что она любит артистов и сможет ими руководить. Но это была моя очень большая ошибка. Так как за 30 лет руководства театром не было создано в принципе ничего. И на театральной карте Москвы не было такого театра.
Атмосфера же при Дорониной была чудовищной. Например, нельзя было входить в лифт, если она на нём ехала. Большая, талантливейшая актриса Татьяна Доронина закончилась с уходом от Товстоногова. Всё остальное было повторами. Снималась она немного. Из-за её чудовищного характера её не приглашали на съёмки. И такие замечательные режиссёры, как Лиознова и Натансон, с трудом преодолевая этот характер, в буквальном смысле создали ей имя в кинематографе.
Олег же Табаков создал коммерческий театр, тоже никакого отношения не имеющий к старому МХАТу, и убрал из названия МХАТ самую главную букву – «А». А ведь эта буква полита кровью: старики создали этот театр из товарищества (самодеятельности), и он стал одним из ведущих театров мира. Академией!
– А если бы вы тогда не устранились от борьбы, может быть, можно было спасти МХАТ?
– У вас зеркало дома есть? Разбейте его и попробуйте склеить. Ничего не получится.
Попал в кадр
– Вы же только в 42 года начали сниматься. Это вас не снимали или вы сами не хотели?
– В кино я не снимался принципиально. На каждое предложение отвечал: «Никогда. У меня есть МХАТ». Но наступило время, когда Московский художественный театр закончил своё существование. Я сдался и ворвался в кинематограф уже зрелым мастером. На одном «Ленфильме» я снялся в 10 фильмах подряд у лучших режиссёров.
А далее царство моё в кинематографе продолжалось с такими режиссёрами, как Тодоровский, у которого я снялся в трёх картинах, Краснопольский и Усков, Менакер, Авербах, Аранович, Святозаров, Гурьянов, Микаэлян. Это было счастье. Они верили в диапазон актёра Шиловского. А далее были громадные фильмы режиссёра Шиловского. Первая мыльная опера «День за днём». 17 серий. Это 300 тысяч писем. Это громадный был успех.
«Миллион в брачной корзине», «Кодекс бесчестия», «Приговор», «Линия смерти», «Аферисты», «Люди и тени», «Полиция Хоккайдо» – не полный перечень того, что я сделал в кинематографе.
– Говорили, что у Людмилы Гурченко, с которой вы снимались в «Любимой женщине механика Гаврилова», был очень скверный и тяжёлый характер. Из-за которого с ней было трудно работать и партнёрам, и режиссёрам.
– С Гурченко мы дружили. Она была партнёршей потрясающей! У меня есть же ещё уникальный фестиваль «Золотой Феникс», и Люся привозила свой фильм туда.
Один раз она позволила себе небольшой выпад по поводу Тодоровского, но всё разрулилось. Это был такой маленький всплеск. С партнёрами и режиссурой она имела полный контакт, иначе не было бы столько предложений. Если бы она давила, ролей не получилось бы.
Нет, Гурченко работала с потрясающими режиссёрами. И потом, если девочка-студентка, сыграв в первом фильме, получила миллионное признание, а потом 15 лет была без работы и всё же смогла занять своё место, это ведь надо иметь характер. Надо держать себя в форме. Сохранять себя. Это подвиг.
– Ещё один пример актёрского величия и благородства – Евгений Евстигнеев, с которым вы были дружны. Многим до сих пор не даёт покоя вопрос – как Ефремов мог выгнать его из МХАТа, при том что Евстигнеев был одним из самых преданных его сподвижников?
– Евстигнеев был одним из самых близких моих друзей. Я его боготворил просто. И вся эта история, его трагедия была на моих глазах. Это ещё одно из преступлений Ефремова. Он шесть лет не подписывал звание народного артиста Евстигнееву: «Преждевременно». Он предал многих, не только Евстигнеева. А Андрей Попов? А Олег Борисов? Это люди, которые были преданы ему.
Евстигнеев был гениальным актёром. Человеком сумасшедшей доброты. Внутренней культуры удивительной.
– Получается, что гений и злодейство – это вещи совместимые? Или Ефремов – не гений?
– Это очень совместимые вещи. Но он, во-первых, не гений. Он сыграл свою роль в создании «Современника». Он очень хорошо играл бытовые роли. Но он артист небольшого диапазона. Сын его гораздо сильнее как актёр. Миша – это супер-артист. Я его обожаю.
– В вашем фильме «День за днём» есть фраза: «А что вынести труднее – испытание голодом или сытостью?» Вы сами как считаете?
– Испытание сытостью, конечно же.
Нелла Прибутковская, «Новое дело»
