Анна Ахматова называла раздетых женщин на его картинах «нарядно обнажёнными»
Не так уж много людей в мире науки и искусства, которые за 35-40 лет своей короткой жизни смогли создать нечто достойное мирового признания. За 20 лет жизни Эварист Галуа успел сделать открытия, поставившие его в ряд крупнейших математиков XIX века. Умерший в 27 лет Михаил Лермонтов стал классиком русской литературы. Не доживший до 40 лет Фредерик Шопен оказал огромное влияние на мировую музыку. В этом ряду достойное место занимает и знаменитый итальянский художник Амедео Модильяни, умерший в январе 1920 года, в неполные 36 лет.
Благодаря матери
Когда жизнь сжата до неполных четырёх десятков лет, все её события становятся значимыми и приобретают ореол неизбежности. Все гении, каждый на свой лад, выстраивали канон современного человека – в литературе, музыке, живописи и даже в математике. Илье Эренбургу, одному из парижских друзей Амедео Модильяни, изображённые скупыми штрихами образы на портретах художника всегда напоминали живых людей – с их «печалью, оцепенением, их затравленной нежностью».
Ко времени появления на свет Амедео (в семье его называли Дедо), а это случилось в Ливорно 12 июля 1884 года, основной бизнес семьи – торговля дровами и углем – пришёл в упадок. И матери, женщине весьма образованной, приходилось зарабатывать на жизнь преподаванием французского языка и переводами. Вскоре после рождения Дедо она начала вести дневник. Он-то и стал одним из немногих документальных свидетельств о жизни художника…
Сквозь неустроенность быта, сквозь школьные будни, заполненные, на его взгляд, необязательными предметами, Дедо прорывался к своему главному предназначению. В детстве он перенёс несколько тяжёлых болезней, в бреду говорил об увиденных картинах итальянских мастеров, а по выздоровлению, в 1898 году, родители определили 14-летнего мальчика в частную художественную школу итальянского живописца Гульельмо Микели, где Дедо был самым младшим из учеников.
Путешествуя с матерью по Италии, Амедео посетил Рим, Флоренцию и Венецию. Здесь начинающий художник стал студентом венецианского Института изящных искусств. Конечно, Париж, ставший в те годы центром искусств, манил его к себе. Однако здесь были свои законы и правила, а портреты Модильяни, которые он с 1900 года выставлял на продажу в парижских галереях, не пользовались спросом: ведь тогда был в моде кубизм.
Из дорогих апартаментов на правом берегу Сены пришлось переехать в весьма скромную квартирку-студию на Монмартре. А когда денег, присылаемых матерью, недоставало на оплату жилья и пропитания, ему приходилось расплачиваться собственными картинами и этюдами.
Богемная жизнь и воровство шпал
И всё же живопись не заполняла всё парижское время молодого Модильяни. Он с головой окунулся в местную богемную жизнь, познакомился с Пабло Пикассо, Жоржем Браком и другими художниками. Наверное, не зря один из первых парижских друзей Модильяни, немецкий художник Людвиг Мейднер, назвал его «последним представителем богемы»: «Наш Модильяни, или Моди, как его называют, был типичным и вместе с тем очень талантливым представителем богемного Монмартра; скорее даже он был последним истинным представителем богемы».
Богема не мешала работе: он делал до 150 эскизов в день! «Париж меня вдохновляет, – писал Модильяни, – в Париже я несчастлив, но уж что верно, то верно – работать я могу только тут». В 1907 году в знаменитом Осеннем салоне были выставлены несколько картин Модильяни, а год спустя по настоянию его покровителя, доктора Поля Александра в Салоне Независимых был представлен ставший потом едва ли не визитной карточкой Модильяни портрет «Еврейка».
Через того же доктора Поля Александра Амедео в 1909 году познакомился с французским скульптором румынского происхождения Константином Бранкузи. Это знакомство на время изменило пристрастия Амедео: он увлёкся пластическими формами. Говорили даже, что для своих скульптур Модильяни крал деревянные шпалы и другие строительные материалы из запасов возводимого в те годы парижского метро. Сам Амедео никогда не обращал внимания на подобные сплетни и слухи, а тем более не озадачивался их отрицанием. Полем его жизни была бескомпромиссная борьба за искренность в выражении чувств художественными методами.
Любовь и натурщицы
Считается, что Амедео Модильяни знаменит не скульптурными работами, а портретами, и среди них – рисунками и картинами обнажённого женского тела. При этом «его» женщины не обращают никакого внимания на заинтересованные и назойливые взгляды: они или спят, или смотрят в другую сторону. Не потому ли в них нет и следов вульгарного цинизма? Как пишут критики, «идеальность обнажённости» работ Модильяни имеет «ренессансные и античные корни». Не зря же, когда итальянские футуристы предлагали сжечь музеи с классическими работами, Модильяни отказался подписать их манифест. Анна Ахматова говорила, что обнажённых на картинах Модильяни можно назвать скорее «нарядно обнажёнными», чем раздетыми.
Ахматова имела право так говорить. Они познакомились примерно в 1911 году. Горячие чувства связывали их около года, и в дальнейшем эстетика Модильяни очень повлияли на Ахматову. Есть несколько её карандашных портретов, выполненных Модильяни. Она очень ценила портретные зарисовки Амедео. По свидетельству Анатолия Наймана, об этих зарисовках зашла речь тогда, когда Ахматову буквально заставили написать завещание. А когда от нотариуса они вышли на улицу, она с тоской произнесла: «О каком наследстве можно говорить? Взять под мышку рисунок Моди и уйти».
Когда началась Первая мировая война Амедео Модильяни хотел записаться добровольцем. Но его не взяли: он никогда не отличался крепким здоровьем, а тут ещё сыграли свою пагубную роль увлечение алкоголем и гашишем. В знаменитой парижской «штаб-квартире» художников – кафе «Ротонда» – он встречался и вёл беседы с теми, кто остался в Париже – Пикассо, испанским художником Хуаном Грисом, русским художником Хаимом Сутиным и выходцем из Польши Моисеем Кислингом.
И всё же биографы Модильяни отмечают, что 1914 год стал для него одним из самых удачливых: он встретил польского поэта Леопольда Зборовского. Леопольд Зборовский сам был неудачником, жил с молодой женой в бедной квартирке на Монмартре. Но в этой тесноте нашлось место и для мольберта Модильяни. По свидетельству Ильи Эренбурга, Зборовский брал под мышку готовые картины Модильяни и целый день бегал по Парижу, предлагая их коллекционерам. Чаще всего такие попытки были тщетными. Ревнители реализма говорили, что Моди пренебрегает природой, что у женщин на его портретах слишком длинные шеи и руки, неправильные очертания головы.
Модильяни и не думал оправдываться. Если кто-то не понимает, что картина – не анатомический атлас, что мысли, чувства и страсти могут изменять пропорции, если в его портретах зрители не видят самого автора, то это – личные проблемы холодных наблюдателей. Ведь мысли и ощущения Амедео Модильяни на этих холстах сконцентрированы до ощущения почти физической плотности.
Но вернёмся к Леопольду Зборовскому. Это он подвигнул Амедео на создание специальной серии из 30 (по другим данным, 22) картин обнажённой натуры. 3 декабря 1917 года в галерее Берты Вейль была открыта выставка этих работ. Окна галереи выходили на полицейский участок, и это сыграло свою пагубную роль: стражи порядка, возмущённые выставленными ню, потребовали немедленно закрыть экспозицию. Так, просуществовав всего несколько часов, закончилась первая и единственная персональная выставка Амедео Модильяни.
Личная жизнь
Ещё до начала Первой мировой войны, в июне 1914 года, Модильяни познакомился с эксцентричной англичанкой Беатрис Гастингс. Сменив своё настоящее имя Эмили Элис Хэй на более звучный псевдоним, она успела попробовать себя на поприще поэтессы, журналиста (она была обозревателем английской газеты The New Age), искусствоведа и даже цирковой артистки. Беатрис стала не только спутницей Амедео, но и его музой: насчитывается не менее 14 её портретов. И первый год их совместной жизни на улице Норвейн на Монмартре ознаменовался созданием знаменитых портретов его друзей – Пикассо, Сутина, Жака Липшица и других выдающихся художников и скульпторов того времени.
И всё же когда муза становится живой, она перестаёт быть музой! Не потому ли в личной жизни Амедео вскоре произошли перемены: весной 1917 года он познакомился с 19-летней моделью и студенткой Жанной Эбютерн. Современники характеризовали её как нежную, застенчивую, спокойную и деликатную красавицу. Такая не могла не покорить мятежного Модильяни, да и сама не могла устоять перед его очарованием. Жанна, как и Беатрис до неё, стала главной темой в живописи художника – Модильяни изобразил её на полотнах не менее 25 раз.
Так в портретах Модильяни кратко и с присущим ему изяществом была зафиксирована его автобиография. В этом плане с ними схожи вальсы Фредерика Шопена. По мнению музыковеда и педагога Изабеллы Хитрик, связь между реальной жизнью Шопена и его вальсами исключительно тесна, и их совокупность (как и совокупность портретов Модильяни) может рассматриваться как своеобразный лирический дневник жизни Шопена.
Последние дни
Осенью 1918 года Жанна и Амедео уехали из Парижа в Ниццу. В тёплом климате французской Ривьеры страдающий туберкулёзным менингитом Амедео надеялся поправить своё здоровье. Вместе с ними, опасаясь угрозы вторжения в Париж немецких войск, приехали супруги Зборовские и Хаим Сутин.
Так в Ницце организовался маленький художественный Париж. В это время Амедео вновь вернулся к жанру портрета, его готовые работы выставлялись в Ницце или отправлялись в Париж на продажу.
Однако здоровье Амедео катастрофически ухудшалось. И наступила развязка. На следующий день после смерти Амедео Модильяни Жанна Эбютерн выбросилась из окна пятого этажа, погибнув вместе с вынашиваемым ею ребёнком.
А картины Модильяни, еле-еле сводившего концы с концами, сейчас всё время растут в цене. В 2018 году на аукционе Sotheby’s стартовая цена полотна Модильяни «Лежащая обнажённая (на левой стороне)» с той самой скандальной выставки 1917 года составила 150 миллионов долларов.
Виктор Фишман, РГ/РБ