— Глебушка, выходи скорей, опять прорыв, — бабка Семеновна барабанила кулаком в мое окно. – Проклятый упырь в курятник залез, половину несушек уже истребил.
Я только успел позавтракать отбивной с кровью и собирался пройтись по деревне – посмотреть, все ли в порядке на поднадзорной территории. Последние годы нашествие нечистой силы случалось постоянно, и жители нашей деревушки по очереди выходили на дежурство. Сегодня был мой день.
Мы не знали точно, то ли завеса между мирами рвалась под натиском упырей и кикимор, то ли червоточина забрасывала к нам умертвий и шишиг, но в районе небольшого болотца, за ближним лесом было место, где нечисть и нежить проникала в наш мир.
— Иду уже, Марфа Семеновна, — я взял осиновый кол, коих у меня было заготовлено огромное количество, обычный топор, а также лук и колчан со стрелами. Ни святую воду, ни серебро мы не держали, осины и обычного железа было достаточно.
Из курятника Семеновны раздавался дикий гвалт, кудахтанье и довольное урчанье упыря. Держа кол наготове, я резко распахнул дверь. Упырь оторвался от очередной курицы и уставился на меня белесыми глазами. Проваленный нос, губы в куриной крови, загнутые желтые клыки – сущий ночной кошмар. Я не оставил нежити ни единого шанса. Остро заточенный осиновый кол поразил упыря прямо в его гнилое сердце. Раздался пшик — и монстр развеялся серой дымкой.
— Глебушка, спасибо тебе, защитник наш. Если б не ты, всех кур бы выпил, тварь проклятая, — крутилась вокруг меня Марфа Семеновна. – Погоди немного, не уходи. Я курочку ощиплю и мигом зажарю, завтракать будем.
— Спасибо, Семеновна, сыт я. Да и деревню надо осмотреть, думаю, что не один он был.
Жизнь в деревне текла, как обычно, будто и нет никакого прорыва. Я внимательно смотрел по сторонам и вспоминал, как это было последний раз. Прорвался тогда к нам хмельной шиш да к дядьке Ерофею в избу забрался. Ерофей сроду допьяна не напивался. А тут целую канистру домашнего вина уговорил. Вино-то несильно крепкое, а вот, поди ж ты. Хмельной шиш его по деревне гулять отправил, да в одном исподнем, и песни непотребные петь заставил. Я улыбнулся. Хмельной шиш – нечисть неопасная, изловили мы его и обратно в болото бросили.
Мне навстречу бежали ребятишки, братья Малинины, Егорка и Василек. Они хохотали и о чем-то оживленно переговаривались.
— Дядя, Глеб, а к нам игоша в дом залез, — завидев меня, наперебой закричали братья. – Мамка сейчас его поймать пытается. А нас за помощью послала.
Игоши – духи мертворожденных и некрещеных детишек или младенчиков, родителями своими проклятых. Вреда от них немного, только проказничают – посуду бьют, вещи прячут или перепачкают пол да стены. Сущие дети.
Игоша сидел под столом, а Марья Малинина пыталась выгнать его оттуда с помощью швабры, но маленький дух резво перебирался на другую сторону, стоило только женщине приблизиться, и ловко уворачивался от швабры. Завидев меня, игоша перестал метаться под столом, сел и заплакал тоненьким голоском.
— Что это с ним, — удивленно посмотрела на меня мама Егорки и Васи.
— Так ведь он дитя еще. Меня увидел и понял, что не скрыться ему от нас двоих, — я наклонился к духу. – Не хочешь назад возвращаться?
— Не-е-е, — пропищал игоша, заливаясь слезами.
— Марья Павловна, а оставь ты его у себя в избе. Игоши, они существа тихие и безвредные. А за добро он тебе добром отплатит, дом будет охранять да зло отгонять.
Марья задумалась, а игоша тут же плакать перестал и на нее, с надеждой, уставился.
— Оставайся уж, только, смотри, не безобразничай, не то быстро на болото снесу, — согласилась хозяйка.
Вот и еще один представитель нечистой силы пристроился у нас в деревне. У многих уже домовые и банники живут, а у Настеньки моей на чердаке птица Гамаюн обитает. Мы с Настей решили, что этой посланнице Велеса негоже вместе с упырями и умертвиями в одном мире пребывать.
Упырь и игоша были единственными, кто прорвался к нам в этот раз. «Что нам эта нечисть, мы и сами с усами», — пришло в голову, заставив усмехнуться.
Закончив обход, я заглянул к моей любимой Настеньке. Она уже ждала меня с угощением, зажарив в печи полтуши кабанчика. После обеда мы немного поговорили о предстоящей ночи и разошлись, чтобы вечером вновь встретиться на празднике Полной луны.
Я вышел из дома, когда на небосводе, во всей красе, уже висела луна, освещая окрестности своим мягким, серебристым светом. Надо поторопиться, наверняка все уже в сборе. Мимо меня, почти бегом, пронеслась бабка Семеновна. Старушке скоро двести, а все такая же бодрая, как в молодости.
Над деревенской площадью раздавался гул множества голосов, вперемешку с рычанием уже обратившихся стариков и тявканьем молодежи. Деревня к празднику почти готова. Впереди бешеная гонка по лесу, заставляющая бурлить кровь, одуряющий запах трав, вкусный воздух и полная свобода.
Я отпустил свою человеческую сущность, чувствуя, как мое тело трансформируется, покрываясь бурой шерстью, и полностью отдался волчьим инстинктам. Меня ждала моя стая.
Ирина Никитина, «Бумажный слон»