Израильский историк с мировым именем Зеев Штернхель, скончавшийся 21 июня 2020 года, считал, что фашизм родился не в Италии, а имеет французские корни.
Формирование фашистской идеологии, утверждал Штернхель, началось во Франции десятилетиями раньше, чем в Италии и Германии. Родоначальником этой идеологической линии Зеев Штернхель считает французского писателя Мориса Барреса (1862-1923), который произвёл скрещивание радикального национализма и синдикализма.
Свободолюбивая, демократическая и левоориентированная Франция, каковой мы привыкли ее считать, на самом деле была перед Второй мировой войной не более чем мифом.
Примечательно, что одно время фашизм понимался как «европейская идея». Немецкий посол в Берлине Отто Абец 23 июня 1941 года писал имперскому министру иностранных дел Риббентропу: «Европейская идея глубоко укоренилась во Франции. С тех пор, как Европа стала ассоциироваться в первую очередь с Германией, эта идея работает исключительно на нас».
Французский министр иностранных дел Аристид Бриан ещё в конце 1920-х годов выдвинул идею объединения Европы. В 1934 году французские национал-радикалы вывели на улицы Парижа более 40 тысяч человек и едва не захватили власть. «Огненные кресты» полковника Франсуа де ля Рока, выступавшего за авторитарную перестройку политической системы, насчитывали 300 тысяч членов. Сторонником франко-германского сближения и создания на основе этого союза «Новой Европы» был и госсекретарь правительства Франции Жак Бенуа-Мешен, настаивавший на том, чтобы Рим и Берлин признали Францию равноправным партнёром по «оси», третьей по значимости фашистской державой после Германии и Италии… Живший тогда во Франции писатель-эмигрант Дмитрий Мережковский, захваченный этими настроениями, писал восторженные письма Гитлеру, сравнивая его с Жанной д’Арк, призванной «освободить Европу от дьявола», и ездил в гости в Рим к Муссолини, который удостаивал его личной аудиенции.
Французские фашисты, правда, не учли, что Гитлер, бывший солдат Первой мировой войны, жаждал отомстить французам за унижения Версальского договора. И даже когда фюрер напал на Францию, французы не особо собирались с ним воевать. Французские солдаты чуть что, сдавались в плен, а всего через 43 дня после нападения немецкие солдаты уже маршировали по улицам Парижа.
Повседневная жизнь в оккупированной немцами северной Франции возобновилась сразу. Владельцы магазинов, лавочек и ресторанов ликовали – их радовало небывалое количество новых посетителей. Гитлеровские солдаты разгуливали по улицам Парижа как туристы, фотографировались на фоне Эйфелевой башни, офицеры потягивали в кафе французский коньяк и галантно преподносили французским дамам цветы…
Немецкий историк С. Хаффер писал: «В 1940-1942 годах почти во всех захваченных странах, особенно во Франции, имелась широкая готовность оправиться от поражения и послушно включиться в германский новый порядок в Европе. В 1940 году фашизм везде имел своих сторонников, а огромное впечатление от молниеносных побед Германии делало свое дело».
Не успело в Виши на юге Франции сформироваться марионеточное правительство, как его представители тут же обратились к немецкому послу с планом реорганизации страны. Франция, считали они, должна стать «оборонительным рубежом Европы… европейским бастионом в Атлантике». Однако немцам такое сотрудничество со страной, которая и так была у них под сапогом, было ни к чему. Разочарованный отказом Жак Бенуа-Мешен писал: «Я полагал, что Гитлер объединит все континентальные страны, чтобы начать штурм сталинской империи. В качестве образца мне виделся Александр Македонский… Разве борьба с большевизмом не была тем общим принципом, который мог даровать нам чувство единого континента?»
Больше года никакого сопротивления оккупантам во Франции не было вообще. 32 тысячи информаторов из числа французских обывателей исправно информировали немцев о «подозрительном поведении» соседей. В октябре 1940 абвер вынужден был прекратить приём внештатных осведомителей, поскольку во Франции их оказалось слишком много. В 1941 году было создано «французское гестапо», где служили более 32 тысяч бывших уголовников. А настоящее Сопротивление развернулось лишь в 1944 году, когда поражение рейха стало совершенно неизбежным. В партизанах на пике борьбы с немецкими оккупантами находилось приблизительно 20 тысяч человек; среди партизан было много бывших советских военнопленных, антифашистов из других стран. А в боровшемся с ними «Легионе французских истребителей и волонтёров национальной революции» числилось более миллиона человек!
В июле 1941 года 3000 французов записались в «Легион добровольцев против большевизма» и отправились на Восточный фронт. Этот «легион» был быстро разгромлен, но охотников воевать на стороне Гитлера во Франции не убавилось. В 1944 году была основана дивизия СС «Шарлемань» («Карл Великий»), в которую вступили более 7000 французов. В последние дни апреля 1945 года они защищали в Берлине рейхстаг. Сколько в точности французов воевало на Восточном фронте вместе с немцами — неизвестно; говорят о 100 тысячах. В советский плен попало 23 тысячи французских вояк.
В годы Второй мировой на фюрера работала вся тяжёлая промышленность Франции. Танки французского производства участвовали в штурме Брестской крепости. К началу Курской битвы из 6127 танков и самоходных орудий вермахта французских машин было около 700. В общей сложности Франция и Чехия предоставили в распоряжение Гитлера около 10 тысяч танков и самоходных орудий.
Говорят, когда в Потсдаме генерал-фельдмаршал Кейтель подписывал договор о безоговорочной капитуляции Германии и увидел в зале среди победителей французскую делегацию, он с изумлением воскликнул: «Ба, и французы здесь!»
И, увы, во Франции вряд ли широко признают, что во Второй мировой войне французы фактически были с Гитлером заодно.
Владимир Малышев, ФСК
