По идее, знаменитая картина «Д‘Артаньян и три мушкетёра», увидевшая свет 45 лет назад – в 1979 году, должна была получиться совсем другой. Первоначальный сценарий существенно отличался от того, что в итоге увидели зрители. Да и сниматься в картине должны были совсем другие актёры. Как же создавался легендарный фильм?
Судьбе не раз шепнём
Изначально на роль Д‘Артаньяна был утверждён Александр Абдулов. На него уже даже сшили костюмы. Однако когда съёмочная группа увидела приехавшего пробоваться на Рошфора Михаила Боярского, всем стало ясно – вот настоящий Д‘Артаньян.
Роль Рошфора в итоге досталась Борису Клюеву, хотя изначально он режиссёру и не глянулся. «Я помню, когда Хилькевич меня увидел, он сделал такое лицо, что я сразу понял: не подхожу, – рассказывал Клюев. – Но я решил пробы пройти. Пусть он меня не возьмёт. Но никто не скажет, что я плохой артист. Однако меня всё равно не утвердили. А так как это был заказ Центрального радиотелевидения, то все пробы пришли в Москву. И там меня уже утвердили на роль».
На роль Атоса пробовались Юрий Соломин и Василий Ливанов. А потом режиссёр вспомнил об актёре «Таганки» Вениамине Смехове, который поразил его в роли Воланда в спектакле «Мастер и Маргарита».
На роль Портоса пробовали Георгия Мартиросяна, но, по словам Юнгвальд-Хилькевича, он с самого начала хотел снимать Смирнитского. Для актёра же приглашение на роль стало полнейшей неожиданностью. «Потому что я совершенно не был похож на Портоса – не обладал ни его объёмами, ни здоровьем, – вспоминал Валентин Смирнитский. – То есть, здоровьем-то я никогда обижен не был, но я не был таким большим. Приходилось подкладывать толщинки, надевать сапоги на платформе. Хилькевич потом объяснил, что выбрал меня за комедийный дар».
Актёра на роль Арамиса искали дольше всех. Было перепробовано огромное количество претендентов, но безрезультатно. И тут Михаил Боярский увидел в фильме «Государственная граница» актёра, который, по его мнению, прекрасно подходил на роль. Так в фильме появился Игорь Старыгин.
Роль Миледи изначально предназначалась Елене Соловей. Но к моменту начала съёмок оказалось, что она ждёт ребёнка, и от роли ей пришлось отказаться. Сыгравшая в «Хождениях по мукам» Светлана Пенкина пробы не прошла, и тогда режиссёр пригласил Маргариту Терехову. «Режиссёр Хилькевич с помощниками просто приехали ко мне в театр и прямо там предложили мне сыграть. Хилькевич привёз с собой и тут же включил запись музыки, под которую в кадре надо танцевать и играть, – рассказывала Маргарита Терехова. – И я слышу, как гнусный-гнусный голос поёт: «Я с самого детства обожаю злодейства». Этот голос я даже не могу передать – такой варьетешный. Гнуснейший голос, пакостнейший. Я сразу встаю и говорю: «До свидания, я этого делать не буду». Хилькевич тоже встаёт и говорит: «Спасибо, Маргоша, я так и думал. Нас теперь двое. А то я один говорил, что это пошлятина». Просить автора стихов Юрия Ряшенцева переделать текст режиссёр не стал. Вместо этого попросил написать новую песню. Ряшенцева это очень задело. А автору пьесы Марку Розовскому не понравилось, что в третьей серии Юнгвальд-Хилькевич серьёзно отошёл от сценария. «Он покромсал монолог Миледи и сделал его по-другому», – делилась Терехова. Правда, смена актрисы, играющей Миледи, потребовала и смены образа, который больше соответствовал бы новой исполнительнице.
На своём веку
А вот в случае с Констанцией режиссёр поступил наоборот. Изначально он хотел снимать в этой роли Евгению Симонову. Ирину Алфёрову, по словам Юнгвальд-Хилькевича, ему якобы навязало руководство Гостелерадио. Хотя режиссёру она не нравилась как актриса. Узнав, что Хилькевич снял с роли Симонову, от участия в картине отказался и её коллега по театру Маяковского Игорь Костолевский, утверждённый на роль Бэкингема. «Эта Констанция мне всю картину испортила», – возмущался много лет позже в одном из интервью режиссёр. К тому же Алфёрова внешне не соответствовала придуманному режиссёром образу Констанции. «Бонасье Жени Симоновой была бы более изысканно хитрой, лукавой, ускользающей. А Ира Алфёрова – глубоко славянский тип. И французская лёгкость ей не свойственна», – делился режиссёр. Озвучивать Констанцию он пригласил Анастасию Вертинскую — в её голосе как раз и были нужные режиссёру утончённость и лукавство.
Хотя позже Юнгвальд-Хилькевич и признавался, что чувствует себя виноватым за это перед Алфёровой. Вообще, Ирина Алфёрова – не единственная, кто говорит в картине не своим голосом. Так, Юнгвальд-Хилькевича не устраивало, что Старыгин слегка пришепётывает, поскольку в видении режиссёра Арамис был абсолютным совершенством, эдаким «рафинэ». В результате Арамиса озвучил Игорь Ясулович, чей тембр голоса практически полностью совпал со старыгинским.
У Александра Трофимова, сыгравшего кардинала, по словам Юнгвальд-Хилькевича, был слишком тяжёлый голос и тягучая манера говорить, вдобавок он слегка заикался. «А тут был нужен светский человек, раздражительный и самодостаточный», – объяснял режиссёр. Всё это смог воплотить Михаил Козаков, голосом которого и разговаривает Ришелье.
В голосе аббатисы режиссёру не хватило наивности, поэтому он попросил озвучить роль Лию Ахеджакову, которая, по его мнению, придала героине очарования.
Дуэлянты, забияки, фантазёры…
Сцены драк в картине ставил Владимир Баллон, сыгравший де Жюссака. Многие трюки актёры, особенно Михаил Боярский, выполняли сами. Иногда случались непредвиденные ситуации. «Мы снимали сцену – «вторая часть марлезонского балета», когда Миша убегает по лестнице, – рассказывал как-то Борис Клюев. – В перерыве Миша с Баллоном пошли, бутылочку саданули, и на жаре их повело. Поэтому, когда мы стали фехтовать, удар шпаги вышел немного сильнее, и получилось, что моя шпага угодила Мише в зуб и выбила его. Я до сих пор не чувствую себя виноватым в этой истории, но всё равно было неприятно. Ему быстро всё поправили, но осталась легенда, что Клюев выбил Боярскому зуб».
На съёмках актёры, по утверждению Юнгвальд-Хилькевича, вели себя так же, как и их герои – якобы «дебоширили, пили безбожно, жили разгульной жизнью и оплодотворяли всё, что шевелится». Игорь Старыгин тоже много позже заявлял, что они, дескать, жили жизнью мушкетёров и в кадре, и вне кадра: «Иногда даже путали, где мы: на съёмках или в номере гостиницы. Из жизни всё переходило в кадр, из кадра – в жизнь, мы только костюмы меняли». «Понимаете, мы были молоды! – бахвалился много позже и Борис Клюев. – Мише 25 лет было, мне – 33, Вале Смирнитскому – 33. Мы были молоды, азартны, смешливы. Девчонки кругом, выпивка, лошади, костюмы великолепные, шпаги… Что ещё нужно? Когда мы приезжали во Львов на съёмки, собиралась тысячная толпа, в основном из девчонок. Любую выбирай! Было огромное количество приключений, связанных с девчонками».
А вот Валентин Смирнитский в разговоре признавался, что все рассказы о том, как они без устали пили и гуляли, являются преувеличением. Хотя они и старались походить на своих героев. «И когда заканчивался очередной день съёмок, мы старались что-то в себе от своих героев сохранять», – пояснял Валентин Смирнитский.
Нелла Прибутковская, «Новое дело»