Главной женщиной в жизни поэта стала Лидия Зиновьева-Аннибал
Философ, поэт, драматург Вячеслав Иванов был одной из ключевых фигур Серебряного века.
Первый брак
Он появился на свет в семье землемера Ивана Евстихиевича Иванова, служившего в Контрольной палате. Тот очень рано умер, поэтому будущий поэт в детстве испытал гораздо более значительное влияние матери, Александры Дмитриевны. «Она оказала на меня всецело определяющее влияние, – писал он. – Я страстно ее любил и так тесно с нею сдружился, что ее жизнь, не раз пересказанная мне во всех подробностях, стала казаться мне, ребенку, пережитою мною самим».
Рассказывать матери было что. Вячеслав Иванов был очень поздним ребенком. Сама Александра Дмитриевна рано осталась сиротой, воспитывали ее немецкие покровители — чета фон Кеппенов. После их смерти женщина долгое время жила в одиночестве, разделяемом лишь старушкой-прислугой. Но была у нее и подруга Генриетта, постоянно дразнившая «рыбой» целомудренную Александрину. Эта женщина, Генриетта, и стала первой женой отца поэта, а потом, через несколько лет, повинуясь прихоти своего легкомысленного нрава, оставила его с двумя сыновьями, а уйдя из семьи, вскоре умерла. Оказавшись в нелегком положении, вдовец пришел просить руки неприступной Александрины. Перед этими мольбами Александра Дмитриевна не устояла и таким образом неожиданно для себя оказалась хозяйкой дома и матерью семейства. А вскоре, 16 (28) февраля 1866 года, родился и ее единственный сын – будущий поэт Вячеслав Иванович Иванов.
Он успешно окончил обучение в гимназии, потом — два курса историко-филологического факультета Московского университета. Тогда же успел жениться. Его первой супругой стала Дарья Михайловна Дмитриевская, сестра его одноклассника. Она была литературно увлеченным человеком и благодаря ее участию состоялось личное знакомство Иванова с философом Владимиром Соловьевым.
Вместе с Дарьей Вячеслав уехал в Берлин. Там он продолжил образование под руководством знаменитого историка Моммзена, специалиста по Древнему Риму, защитил диссертацию — об откупах в Древнем Риме. Но истинной страстью Иванова до конца жизни оставалась Древняя Греция. Он любил ее язык, много путешествовал, собирая материалы об эллинском культе Диониса, давшем когда-то начало театру трагедии. В 1904 году в журнале «Новый путь» появилось известное исследование Иванова «Эллинская религия страдающего бога», а в 1905 году в «Вопросах жизни» — «Религия Диониса».
«Лицом она походила на Сивиллу Микеланджело»
Как поэт Иванов впервые выступил в 1903 году, когда ему уже исполнилось тридцать шесть лет. Книга лирики «Кормчие звезды» прошла, в общем, незамеченной, но следующая — «Прозрачность» — сразу ввела Иванова в круг поэтов-символистов. В своих стихах намеренно употреблял архаичный словарь, писал, по словам одного критика, «заржавленным» языком. Но делал это Иванов с величайшим искусством.
Он много путешествовал по Европе и вот в Италии познакомился с Лидией Шварсалон. Уже на следующий день Иванов писал жене: «Сегодня чувствую себя очень дурно и тоскливо. Буду утешаться воспоминаниями о m-me Шварсалон. Упомянутая дама интересна, хотя, собственно, и некрасива. Ей, кажется, еще нет тридцати лет. Она блондинка. У нее довольно высокий выпуклый лоб и вздернутый нос. Характеристична вертикальная морщина над переносицей между бровями, придающая ей решительный, энергический, иногда суровый вид. Минутами она кажется хорошенькой в своей светлой шляпке и белой вуали. Все обличает в ней порывистую волю и пылкий темперамент. У нее большая свобода и непринужденность в обращении, но она очень воспитана и держит себя безупречно. Она весьма культурна; ей очень нравится все в Италии, где она и прежде жила года два, так что свободно говорит по-итальянски. То, что она говорит про свои впечатления и мнения, убедительно в смысле искренности. Мне она нравится. Она готовится к сцене; через год думает приехать в Милан — поучиться и дебютировать».
Лидия Дмитриевна носила фамилию Шварсалон, по первому мужу. Девичья ее фамилия была Зиновьева, а поскольку по материнской линии она состояла в родстве с предком Пушкина Ганнибалом, впоследствии, став писательницей, она подписывала свои произведения двойной фамилией Зиновьева-Аннибал. Аристократка по происхождению, бунтарка по духу, она с детства не признавала над собой никаких уз и правил. В 17 лет вышла замуж за своего учителя, Константина Шварсалона, которого полюбила за проповедь революционных учений. Вскоре после свадьбы, однако, выяснилось, что жених преследовал самую банальную цель: привлечь внимание богатой невесты и обеспечить себе безбедную жизнь. Она же, уже став женой, увлеклась революцией на полном серьезе.
Лидия вступила в партию эсеров, сняла квартиру, нарочито бедную, даже без отопления – из чувства презрения к буржуазному комфорту, стала устраивать там тайные политические сходки. Муж никак не ожидал, что его «проповеди» приведут к такому результату, и не на шутку испугался за свою карьеру. Тем не менее, скорого разрыва не последовало. В этом браке, по определению несчастливом, у них родилось трое детей — два сына и дочь. Когда стало окончательно ясно, что между супругами нет ничего общего, Лидия Дмитриевна забрала детей и уехала с ними в Италию.
Это была очень своеобразная женщина. Сохранившиеся фотографии, видимо, не передают в полной мере ее обаяния. Интереснее словесный портрет, набросанный Маргаритой Сабашниковой, женой Максимилиана Волошина. «Странно-розовый отлив белокурых волос, яркие белки серых глаз на фоне смуглой кожи. Лицом она походила на Сивиллу Микеланджело – львиная посадка головы, стройная, сильная шея, решимость взгляда; маленькие уши парадоксально увеличивали впечатление этого львиного облика».
Встречи в «башне»
Она покорила сердце Иванова, тот больше не мог оставаться с Дарьей. И вот у него уже новая жена – Лидия Дмитриевна. Вместе они принимали весь передовой Петербург в верхнем этаже дома на Таврической улице, в так называемой «башне». «Почти вся наша молодая тогда поэзия если не “вышла” из Ивановской “башни”, то прошла через нее — все поэты нового толка, модернисты, или, как говорила большая публика, декаденты: Бальмонт, Гиппиус, Сологуб, Кузмин, Блок, Городецкий, Волошин, Гумилев, Ахматова, не считая наезжавших из Москвы Брюсова, Андрея Белого, Цветаевой. Я перечислил наиболее громкие имена, можно было бы назвать еще очень многих, — писал Сергей Маковский. — Иванов был необыкновенно широк в оценке чужого творчества, любил поэзию с полным беспристрастием — не свою роль в ней, роль “ментора” (как мы говорили), вождя, наставника, идеолога, а талантливость каждого подающего надежды неофита. Умел восторгаться самым скромным проблеском дарования, принимал всерьез всякое начинание. Он был пламенно отзывчив и в то же время вовсе не покладист. Коль заспорит — только держись, звонкий его тенор (немного в нос) покрывал все голоса, и речист он был неистощимо.
Мы все его любили за это темпераментное бескорыстие, за расточительную щедрость. Удивительно уживались в нем как бы противоположные черты — эгоцентризм, заполненность собой, своим поэтическим бредом и страстями ума, и самоотверженное внимание к каждому. На всех собраниях он председательствовал, руководил прениями, говорил вступительное и заключительное слово. Когда дело касалось поэзии, он чувствовал себя непременным предводителем хора. И наружность его вполне соответствовала взятой им на себя роли. Золотистым ореолом окружали высокий, рано залысевший лоб пушистые, длинные до плеч волосы. В очень правильных чертах лица было что-то рассеянно-пронзительное. В манерах изысканная предупредительность граничила с кокетством. Он привык говорить сквозь улыбку, с настойчивой вкрадчивостью. Высок, худ, немного сутул. Ходил мелкими шагами. Любил показывать свои красивые руки с длинными пальцами».
В 1909 году Лидия Дмитриевна умерла от дифтерита. Иванов посвятил ей один из лучших своих сонетов — «Любовь»:
Мы – два грозой зажженные ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы – два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела.
Мы – два коня, чьи держит удила
Одна рука, – одна язвит их шпора;
Два ока мы единственного взора,
Мечты одной два трепетных крыла.
Мы – двух теней скорбящая чета
Над мрамором божественного гроба,
Где древняя почиет Красота.
Единых тайн двугласные уста,
Себе самим мы сфинкс единый оба.
Мы – две руки единого креста.
Мистическая связь
Вячеслав Иванович был неутешен в своем горе, а его старшая падчерица Вера, дочь Лидии Дмитриевны от первого брака, была так похожа на мать. В Вере поэт видел лик покойной, ее отсвет. Каждую ночь она являлась ему во снах, беседовала с ним, давала советы. Несчастный вдовец чувствовал мистическую связь с умершей (известно, что он записывал связанные с ней сны и видения) и сам себя убедил в том, что именно покойная супруга велела ему жениться на ее дочери от второго брака. В 1911 году двадцатилетняя Вера Константиновна Шварсалон стала Ивановой. Вячеславу Ивановичу было в то время уже сорок пять. Новый брак не заслонил для него живой памяти о покойной, однако 17 июля 1912 года от этого нового брака родился сын Дмитрий.
В 1913 году, после почти двухлетнего пребывания в Швейцарии и Риме, Ивановы возвратились с годовалым сыном в Россию и поселились в Москве. Здесь Вячеслав много работал над переводами Алкея, Сафо и Петрарки. После 1917 года первое время Иванов сотрудничал с новой властью. В 1918–1920 годах он являлся председателем историко-театральной секции Наркомпроса, читал лекции, вел занятия в секциях Пролеткульта.
В 1920 году Вера Константиновна умерла от туберкулеза. «После смерти Веры (жены), — вспоминала дочь Иванова, — на Вячеслава напал ужас от мысли оставаться еще другую зиму в Москве. Он попросил на службе командировку. Куда угодно на юг. Чтобы дать ему отдохнуть, его послали вместе с семьей (Дима и я) на шесть недель в санаторий в Кисловодск и устроили удобное путешествие в 1-м классе поезда. Мы выехали очень скоро после смерти Веры, еще в августе, после одной из панихид по ней. Путешествие в Кисловодск было не лишено осложнений (Кисловодск был захвачен зелеными, санаторий закрыт). Вячеслав неустрашимо выбрал Баку — юг. В назначенный день приехал санитарный поезд №14, на котором нам было отведено три плацкарты. Вагоны все были 3-го класса. Посредине каждого стояла железная печка, на которой пассажиры себе варили в общем котле пшенную кашу и кипятили воду для чая. Когда нужно было топливо для печки, поезд останавливали и пассажиры носили дрова, заготовленные вдоль полотна. Путешествие до Баку длилось девять дней».
Некоторое время Иванов преподавал в Бакинском университете, даже защитил там диссертацию на степень доктора классической филологии — «Дионис и прадионисийство», но этот южный город был слишком для него тесен. В 1924 году Иванов получил заграничную командировку и уехал в Италию. Кстати, никогда эмигрантом Иванов себя не считал, так и жил с советским паспортом.
Он преподавал русский язык и литературу в университете города Павия. Перевел на русский язык многие произведения Данте, сонеты Петрарки, а незадолго до смерти завершил работу над сборником «Свет вечерний», в котором собрал все свои стихи 1914-1944 годов. Эстонский поэт Алексис Раннит, посетивший Иванова в Риме, спросил, что думает он о будущем европейской мысли. Улыбнувшись, тот ответил, что ничего об этом не знает, зато наверняка знает другое — если на том свете ему не дадут возможности читать, говорить и писать по-гречески, то он будет глубоко несчастен. Иванов умер 16 июля 1949 года в Риме в возрасте 83 лет после нескольких месяцев болезни.
Подготовила Лина Лисицына,
по материалам Portal-slovo.ru, Tonnel.ru, «Википедия» (ru.wikipedia.org)