Светлана Касьян: «Наше искусство прекрасно во всех проявлениях»

0

Состоялась премьера симфонии-действа для хора, оркестра и пяти солистов «Евгений Онегин. Сожженная глава». До сих пор не утихают споры, является ли найденный в прошлом веке историком Даниилом Альшицем текст Х главы стихотворного романа, которую уничтожил сам Пушкин, подлинным.

Несмотря на это, продюсер и режиссер Павел Каплевич решил поставить на его основе спектакль, музыку для которого попросил написать композитора Игоря Райхельсона. В качестве одной из солисток приглашена известная оперная певица Светлана Касьян. До пандемии, когда мир был открыт, карьера Светланы большей частью развивалась в ведущих театрах Италии, где ей поручались главные партии. Поклонником певицы стал и папа римский Франциск, удостоивший ее нескольких личных аудиенций.

— Светлана, какую роль Пушкин играет в вашей жизни?
— В студенческие годы я исполняла партию Татьяны Лариной.

— Вы не хотели бы к ней вернуться?
— Не отказалась бы, но на эту роль претендуют многие певицы, меня же дирижеры привыкли видеть исполняющей итальянские оперы — такие как «Аида», «Тоска». Говорят, у меня и типаж подходящий — смуглая кожа. Хотя это ведь и вполне пушкинский типаж: Павел Каплевич показывал мне фотографии женщин — потомков Александра Сергеевича, и оказалось, я очень на них похожа.

— У вас большой опыт выступлений в итальянских театрах. А когда вы только начинали там работать, тяжело пришлось?
— Несмотря на мое вполне уверенное владение итальянским, местная публика первые четыре года не признавала мое произношение. Я долго над ним работала, и теперь, говорят, у меня сицилийский акцент. Итальянцы на все роли, а тем более на главные, в первую очередь зовут своих соотечественников. И если все-таки позволяют петь иностранцам, то относятся к ним придирчиво. Поэтому трудиться нам приходится больше. Но в итоге я на итальянской оперной сцене более 10 лет пою коронные партии. Пока не грянул ковид, у меня долгое время не было ни выходных, ни отпуска. Вся жизнь проходила на гастролях и в самолетах. Впрочем, это нормально для тех, кто делает карьеру.

— Вы производите впечатление очень уверенного в себе человека.
— Меня когда-то потрясла история Рене Флеминг, которой говорили, что у нее нет голоса, а она, несмотря на это, сумела стать выдающейся певицей. В моей же жизни все с точностью до наоборот: если бы кто-то когда-нибудь усомнился во мне, я бы, наверное, искала себя в другой профессии. Но этого, к счастью, не произошло.

Моя мама руководила хором мальчиков, а дома часто играла нам с братом на пианино Чайковского, Шопена, Рахманинова. Когда мне было четыре года, мама увидела, как я подбираю мелодию, услышанную по телевизору, — так у меня обнаружился абсолютный слух. Через год мама меня отвела на прослушивание в хор, и меня сразу взяли туда солисткой. Я стала участвовать в детских и юношеских вокальных конкурсах.

Лет до 16 я пела все подряд — и народные песни, и эстрадные, и джаз, и даже выступала в рок-группе. На одном из эстрадных конкурсов отстранила микрофон и долго тянула верхнюю ноту. Среди членов жюри была оперная певица — она сказала, что я смогу многого добиться в опере. После другого выступления ко мне с теми же словами подошел меценат. Он дал мне кассету с оперой «Аида» в исполнении Леонтины Прайс, и после ее просмотра я поняла: жизнь положу, чтобы петь Аиду так же, как она. Свою мечту я исполнила, а эфиопская царевна до сих пор остается моей любимой оперной героиней.

— Помню, вы говорили об образе мадам Баттерфляй как о символе материнства.
— Я сама родила в 29 лет. До рождения Натули мне говорили, что у меня феноменальный голос, но актерского таланта маловато. Но вот появилась дочь — и теперь, когда в роли мадам Баттерфляй я играю сцену ее прощания с сыном, часто вижу слезы у зрителей. И режиссеры стали твердить, что я выражаю именно то, что они хотели.

— Светлана, не могу обойти вниманием ваши съемки для мужского журнала Maxim. Как вы на это решились?
— Не стоит преувеличивать мою смелость, я на тех фотографиях обнажена куда меньше, чем некоторые девушки на пляже. Кстати, для Maхim снимались многие известные женщины. Я от многих слышала, что опера для них ассоциируется с некрасивыми, дородными солистками. И мне захотелось доказать, что наше искусство прекрасно во всех своих проявлениях, привлечь еще больше аудитории к классической музыке. Насколько это удалось, судите сами: после выхода журнала с моей фотосессией я исполняла роль Манон Леско в нескольких спектаклях подряд в туринском Театре Реджо, и туда приехало множество зрителей из Москвы. Немало и тех, кто признается: увидев мои снимки, они впервые решили погрузиться в мир оперы.

— Как прошло ваше восстановление после ковида, которым вы переболели в прошлом году?
— Непросто. У меня были на 70 процентов поражены легкие, притом что по природе я здоровый, крепкий человек, да и спортом занимаюсь. После болезни возникли серьезные проблемы с дыханием. Два месяца по два раза в день делала комплекс дыхательных упражнений, возвращающих объем легких. Хорошо, что все театры тогда не работали и у меня были эти месяцы на восстановление.

— Вы многого достигли. А чего бы еще себе пожелали?
— В творческом плане амбиций у меня много. Мечтаю о новых ролях. Хочу наконец-то одолеть немецкий язык. Он сложно мне дается, но на мой голос красиво ложится музыка Штрауса и Вагнера. А в отдаленном будущем представляю себе жизнь у моря в окружении 75 внуков.

Анна Чепурнова
«Труд»

Share.

Comments are closed.

Exit mobile version