Циолковский: молитвы, ракеты и пророчества

0
Опередил Гагарина, разговаривал с ангелами, «торговал буквами», верил в бессмертие и предвидел лазер

Отец космонавтики, человек-легенда, к концу своей жизни он за всех болел душой. Мечтал о том, чтобы увидеть человека, да что там — все человечество счастливым. И вопрошал себя, а сделал ли он сам для этого всё, что мог?

«Пряниками не корми, дай сказку послушать»

Впервые он доверил слова своей молитвы перу и бумаге, когда ему было 30 лет: «Отец, живущий на небе! Да узнают про существование твое все живущие на Земле. Пусть узнают того, кто создал Солнце, звезды, планеты и живущих на них существ. Пусть узнают про всесильного, могущего. Пусть узнают праведного! Пусть узнают заботящегося о несчастном человечестве! Пусть узнают и почитают! Пусть склонят свои головы несчастные для достижения счастья!»

Проник ли он тогда уже сам за грани неведомого? Этого мы не знаем. Но просил он не для себя. Для братьев своих людей — «пусть узнают»…

«В мои годы умирают, и я боюсь, что вы уйдете из этой жизни с горечью в сердце, не узнав от меня (из чистого источника знания), что вас ожидает непрерывная радость, – писал ученый. — Мне хочется, чтобы эта жизнь ваша была светлой мечтой будущего, никогда не кончающегося счастья. Я хочу привести вас в восторг от созерцания вселенной, от ожидающей всех судьбы, от чудесной истории прошедшего и будущего каждого атома. Это увеличит ваше здоровье, удлинит жизнь и даст силу стерпеть превратности судьбы».

На склоне лет Циолковскому казалось, что одна жизнь слишком коротка, чтобы успеть сказать, донести самое главное. Возможно, и так…

Он родился 17 сентября 1857 года в селе Ижевском, на Рязанщине. Учился читать по сказкам Афанасьева. За каждую новую выученную букву алфавита мама давала мальчику по копеечке. Уже седым старцем будет он вспоминать: «К сказкам меня тянуло чуть ли не с колыбели. Бывало, пряниками не корми — дай сказку послушать».

А еще маленький Костя любил изобретать. Делал кукольные коньки, домики, часы с гирями. В ход шли картон и бумага, и все скреплялось сургучом. Вершиной детской фантазии стал игрушечный автомобиль, движимый струей пара.

Мир замолчал для мальчика, когда ему было 10 лет. После скарлатины он потерял слух. Глухота принесла с собой горечь и одиночество. Всю жизнь он потом учился вслушиваться в голоса тишины. А в глубине сердца, похоже, уже звучит далекий, необъяснимый зов. Он не знает еще своего будущего, но уже предчувствует… С юмором и юношеским максимализмом Костя Циолковский пишет в письме девушке, в которую влюблен: «Я такой великий человек, которого еще не было и не будет».

В 16 лет Циолковский отправляется покорять Москву. Его единственный путь — самообразование. Что ж, значит, нужно пройти этот путь до конца… Он проведет в Москве три года. Три долгих года. Три счастливых года. Полуголодный, перебиваясь с хлеба на воду, он тратит все деньги, которые ему посылает отец — 10–15 рублей в месяц, на книги. Месяцами пропадает в библиотеках. Читает, читает, читает. Книги стали его верными друзьями. Они учили его. Он отвечал им любовью…

Заслуги перед детьми и наукой

Свое первое назначение Циолковский получит в 1880 году. Сданы экстерном экзамены на звание учителя уездных училищ. Он едет в город Боровск Калужской губернии. Преподавать арифметику и геометрию. Учить детей и вынашивать идеи о межпланетных путешествиях. Все его ученики учились без двоек.

Писатель Виктор Шкловский вспоминал о педагоге Циолковском: «Он умел рассказывать детям так, что они как будто вместе с ним светлой стайкой, держась друг за друга, улетали к звездам».

В Калугу он переедет 12 лет спустя, в 1892 году. Там и останется до конца дней своих. Преподавать, писать статьи и книги, размышлять о судьбах человечества и Вселенной. Он посвятил свою жизнь проблемам космических полетов и дирижаблестроению. Идеи искусственного спутника Земли, многоступенчатой ракеты, жидкостного ракетного двигателя и двигателя, использующего ядерный распад, — все эти идеи тоже принадлежат Циолковскому. Но говорить о нем только как об отце космонавтики значило бы обеднить все то, что он делал.

«Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о ее судьбе из-за самой ракеты. Это было бы грубейшей ошибкой. Ракеты для меня — только способ, только метод проникновения в глубину космоса, но отнюдь не самоцель… Моя ракета должна послужить космической философии», — говорил ученый.
Он и был философом, астрономом, механиком, математиком, биологом, химиком, изобретателем. Работал в области изучения солнечной энергии, сопротивления воздуха, в области астрофизики и аэронавтики, астроботаники. Всеобщую известность и признание получили его проекты межпланетного путешествия при помощи специальной ракеты и металлический дирижабль.

Опережая Гагарина

Но главное — он был мечтателем и пророком. «Стать ногой на почву астероидов, поднять рукой камень с Луны, устроить движущиеся станции в эфирном пространстве, образовать живые кольца вокруг Земли, Луны, Солнца, наблюдать Марс на расстоянии нескольких десятков верст, спуститься на его спутники или даже самую его поверхность — что, по-видимому, может быть сумасброднее! Однако только с момента применения реактивных приборов начнется новая, великая эра в астрономии — эпоха более пристального изучения Неба». Тогда это была сказка. Сегодня уже нет.

У Циолковского словно был свой рецепт предугадывать будущее. Он писал о человеческой воле, о способности «разумного существа выбирать заранее образ действий, согласовывать свои мысли о будущем с фактическим будущим». Что человек сказал, то и сделал. Что предсказал, предугадал, вычислил, то и вышло.

Константин Эдуардович много писал. Книжки эти очень разные — фантазии, расчеты, рассуждения, чертежи. Но повсюду бросаются в глаза россыпи удивительных, фантастически точных предвидений.
С треском разламывались легкие, похожие на этажерки самолетики, а Циолковский писал в 1911 году: «Аэроплан будет самым безопасным способом передвижения». Словно догадываясь об открытии лазера, он говорил о необходимости создания космической связи с помощью «параллельного пучка электромагнитных лучей с небольшой длиной волны, электрических или даже световых». Циолковский описывал принцип гироскопа, без которого сегодня немыслимы полеты самолетов и ракет. Идеи Циолковского редко оказывались пустоцветом. Ему почти не изменяло непостижимое чутье провидца.
Юрий Гагарин скажет: «В книге Циолковского очень хорошо описаны факторы космического полета, и те факторы, с которыми я встретился, почти не отличались от его описания». А внеземной дорогой Гагарина мысленно уже прошел скромный учитель из крохотного городка Боровска, окончив 12 апреля (ровно за 78 лет до полета Гагарина!) свой космический дневник «Свободное пространство».

«Я точно уверен в том, что… межпланетные путешествия — мною теоретически обоснованные — превратятся в действительность. Сорок лет я работал над реактивным двигателем и думал, что прогулка на Марс начнется лишь через много сотен лет. Но сроки меняются. Я уверен, что многие из вас будут свидетелями первого заатмосферного путешествия. Герои и смельчаки проложат первые воздушные трассы: Земля — орбита Луны, Земля — орбита Марса и еще далее…»

Скромный и упорный ученый

Циолковский никогда не пригибался в своих мечтах. Не опасался, что они ударятся о низкий потолок его калужской светелки. «Человек во что бы то ни стало должен одолеть земную тяжесть и иметь в запасе пространство хотя бы Солнечной системы». Пусть его полигоном был лишь скромный письменный стол в рабочем кабинете и обычная домашняя мастерская с токарным станком, столярными тисками и простым набором инструментов. Один из его современников говорил: «Дело не в цене скрипки, а в таланте музыканта».

«Я был битком набит неземными, то есть необычными людскими идеями, вечно витал в облаках, — написано в автобиографии Циолковского «Фатум, рок, судьба». — Но кто двести лет тому назад верил в железные дороги, пароходы, аэропланы, телеграф, фонографы, радио, машины разного сорта…»
Не счесть было отказов и хулительных отзывов, которые Циолковский получал на свои статьи. И десятой доли из них хватило бы, чтобы забросить все эти безумные проекты. Но не таким был Циолковский. При внешней медлительности, почти болезненной застенчивости он был стоек и необыкновенно мужественен. И в убежденности своей не боялся выглядеть смешным.

Да, над ним смеялись, глядя, как на крыше в ветреную погоду он продувает свои модели, очищая их от пыли. Или рассматривает звезды в подзорную трубу. Он не замечал насмешек. И он никогда не был человеком с пьедестала, каким остался в истории.

На крыльце своего калужского дома он стриг машинкой ребятишек со всей улицы. Любил ездить в бор на велосипеде и бегать на коньках. Летними вечерами с удовольствием попивал чайку в садике, много лет носил крылатку с пряжками в виде львиных голов и не признавал письменных приборов, предпочитая чернильные пузырьки. У него была большая семья — 7 детей, но лишь две дочери пережили отца.

Он был убежденный домосед. Больших трудов стоило уговорить его даже на поездку в Москву, когда торжественно отмечали его 75-летие. Он и по Калуге не очень-то гулял, ведь так крута эта бегущая от Оки улочка, названная теперь его именем. Все эти маленькие детали делают образ звездного мечтателя из Калуги близким и понятным. Но определяло его жизнь другое…

Бог и космос

Ученый, изобретатель и физик Циолковский искал бога. «Бог есть то, что распоряжается всеми нами, от чего зависит и судьба людей, жизнь и счастье всего существующего, судьба солнц и планет, судьба живого и мертвого. И такой бог есть, потому что это вселенная, и она произошла от идеи первопричины, она родила жизнь, жизнь разум, который должен преобладать в космосе и дать счастье всему».

Исходя из этого, Циолковский отводил космосу главенствующую роль в земной жизни: «Космические излучения вечно и непрерывно льют на лик Земли мощный поток сил, придающий совершенно особый, новый характер частям планеты, граничащим с космическим пространством. Лик Земли ими меняется, ими в значительной степени лепится… Биосфера в такой же мере, если не в большей степени, есть создание Солнца, как и выявление процессов Земли. Наружный лик Земли и жизнь, наполняющая его, являются результатом творческого воздействия космических сил». «Не Земля, а космические просторы становятся нашей Родиной», — писал ученик Циолковского Александр Чижевский.

А писатель Виктор Шкловский, встречавшийся со знаменитым старцем, говорил, что Циолковский признался ему однажды, что «разговаривает с ангелами». Согласно его концепции, ангелы — высшие разумные существа, более совершенные, чем люди. Кроме того, Циолковский верил в «идею бессмертия всего живущего и жившего когда-либо, все живо и только временно находится в небытии в форме неорганизованной материи. Основа жизни, неразрушимой и вечной, — это атом. Атом живет все время существования Вселенной».

Для тех, кто задавался вопросами о смысле жизни, труды Циолковского были живительным родником в пустыне. Ученый получал письма из разных городов страны. Слова признания и благодарности. Как в этом письме одного студента: «Ваши последние печатные труды завершили в моем внутреннем, глубоко спрятанном от всех сознании процесс эволюции. Теперь я умру сознательно — спокойно. Я и раньше никогда не боялся смерти, но не сознавал почему, а теперь, благодаря вам, знаю».

Мы настолько привыкли к уникальным, уже ставшим реальностью предвидениям Константина Циолковского, что не можем обходить вниманием слова его, смысл которых нам и сегодня еще трудно понять и осознать.

«Лучистое человечество»

Что будет с нами? Через многие миллиарды лет? Циолковский не раз задавался этими вопросами и ответы искал, обращаясь к идее эволюционного развития вселенной и человека. Циолковский говорил о «лучистом человечестве». Он хорошо осознавал, что пока идею предстоящего нам превращения понять невозможно, но разве удивительные предчувствия когда-нибудь обманывали этого великого человека?
Он был убежден, что в определенный момент человечество сольется с космосом. Корпускулярное вещество превратится в лучевое, и человечество станет «бессмертным во времени и бесконечным в пространстве», перейдя в лучистую энергию высокого уровня. В результате чего «мозг высших организмов превратится в необратимую форму лучистой энергии, наиболее совершенную форму материи вообще… обладающую каким-то особым космическим сознанием, разлитым в мировом пространстве».

Образ феникса, сгорающего дотла и воскресающего вновь, всегда волновал мыслителя. «Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» — это из Библии. А Циолковский писал: «Мир — это феникс. Всякая смерть есть катаклизм. Ему подвержены звезды, Солнце, планеты, микробы, растения, животные и человек. Катаклизм есть обязательное и неизбежное качество всякой материальной индивидуальности. Но все человечество в целом будет бороться за свое бессмертие всеми доступными ему средствами, которых нет ни в чем и нигде, это — разум».

Как же так случилось, что глухой с детства человек, по существу самоучка, книжник, вдали от университетов и институтов, отнюдь не обласканный вниманием коллег, скромнейший школьный учитель вдруг преподал человечеству столько уроков гениального научного и духовного предвидения?

Его секрет не был ни простым, ни сложным. Да и знаем ли мы этот секрет? Быть может, он в этих словах о себе: «Пока я человек или выше, я знаю, что живу без конца в разных образах. Нужно, чтобы плохих образов не было». Может, мы найдем, угадаем этот секрет в его любви к людям. В его преданности небу и звездам. В стремлении «торопиться жить».

«Обязан жить до конца»

Спустя 45 лет после первой записанной молитвы Циолковский напишет другую. Как будто и не молитва это больше, а слова благодарности, обращенные к небу…

«Обращаюсь к тебе, причина всего существующего! Вот Земля! Как громадна она! Она может прокормить в тысячу раз больше людей, чем кормит сейчас. Как красивы ее моря, горы, воздух! Сколько богатств она содержит! Вот Солнце! Оно испускает лучей в два миллиарда больше, чем получает вся Земля. Человеку дан разум, с помощью которого он воспользуется и этой солнечной энергией. Ее достаточно, чтобы прокормить человечество и тогда, когда оно увеличится в тысячу миллиардов раз! Ты — причина бесконечного множества млечных путей. Как беспредельны твои богатства! Ты дал каждой малейшей частице твоего космоса вечную жизнь. Она всегда была и будет. Эта жизнь беспредельна и блаженна. Как я отблагодарю тебя за твои неоценимые дары!»

В последний год жизни великого старца нередко видели одиноко шагающим по тихим улочкам Калуги. Он неспешно шествовал, словно посланец иных миров или человек, случайно и ненадолго заглянувший сюда из будущего.

В городском парке он садился прямо на землю и о чем-то долго размышлял, прислоняясь спиной к стволу дерева… В свои 78 лет он писал: «…я продолжаю вычислять и изобретать… Сколько я передумал, какие только мысли прошли через мой мозг. Это уже были не фантазии, а точное знание, основанное на законах природы; готовятся новые открытия и новые сочинения…»

Последние дни своей жизни он продолжал сражаться с болезнью, со старостью. Чтобы сделать еще больше, успеть сказать, донести. Что-то, чего еще не успел. Он просто очень ценил каждое мгновение жизни. И был верен словам, сказанным им когда-то: «Человек — прежде всего философ и воин. Он обязан жить до конца».

Мануэлла Лоджевская, Илья Бузукашвили, «Человек без границ»

Share.

Comments are closed.

Exit mobile version