Всеволод Евгеньевич был обыкновенным ребенком, но отличался от сверстников тем, что любил мудрствовать и выражаться фигурально. В свои неполные шесть лет никуда не выезжал.
Дедушка Юра имел коллекцию мини-машин, которые привлекали возможностью пооткрывать дверки, капот, покрутить колеса и даже руль. Видя чрезмерное любопытство внука, дедушка заклеил бумагой стекло в серванте, где хранилась коллекция, а чтобы совсем не разочаровывать мальчишку, оставил для развлечения двойные экземпляры, предупредив:
– Ломать – не делать, душа должна болеть за поломки.
Севка, поняв это, к технике стал относиться с уважением.
Еще квартира привлекала внука сиамской кошкой Пулькой. Зрачки ее желтых глаз могли принимать вид горизонтальной щелочки и тогда – беги от нее, а если округлялись, то играй свободно, царапин и покусов не будет. Как все кошки этой породы, она любила носиться по комнатам, цепляться за ковер на стене и особенно драть обои в прихожей. Бабушка Надя, ворча, бегала за ней с веником, отчего кошка еще больше входила в раж. Когда веник настигал проказницу, та падала на спину, выставляла лапы вверх и шипела.
Бабушка махала рукой и успокаивалась. Все эти мелочи не мешали Пульке быть любимицей семьи и внука.
Второй дедушка, Алексей, гордился, что живет в булгаковском месте, и прожужжал Севке уши рассказами о Мастере и Маргарите да о коте Бегемоте, пытавшемся оплатить проезд в трамвае. Во время переездов с квартиры на квартиру, мальчишка пытался увидеть Бегемота, но напрасно, котов возили в транспорте за пазухой, в корзинах, портфелях, специальных клетках и, разумеется, без билетов.
Севкины родители были врачами. Дав клятву Гиппократу, они давным-давно с головой ушли в медицину. Чтобы ребенок не скучал, купили ему французскую бульдожку Аниту, а по-домашнему – Анюту, храпушку и забияку.
Севкины одногодки еще играли в песочнице, а его отдали в спецшколу постигать премудрости наук. Из всей программы ученья-мученья ему нравилась аэробика, атласы природы, карты, схемы и особенно глобус, который за секунду переносил куда угодно, в любую точку планеты где угодно.
Незаметно пролетел год. Наступили долгожданные летние каникулы, а вместе с ними и мальчишкин день рождения. На торжество собралась вся родня, приехал и Валерий Митрофанович с супругой Аллой Николаевной. Несмотря на занятость электроникой, Валерий Митрофанович находил время для походов на природу, изучения трав; давая хворым различные советы. Он называл Севку по имени и отчеству, в отличие от других взрослых не сюсюкался с ним, говорил как с равным, что нравилось мальчишке.
Вот и сейчас пожелал Всеволоду Евгеньевичу доброго здоровья и хороших каникул. Дедушка Юра пояснил, что уже все решено – Севку берут на Браславские озера. Восторгу мальчишки не было предела.
На вокзал приехали за час до отхода поезда. Севка с рюкзаком за спиной, дедушки, бабушки с тележками, сумками, пакетами – разве на головах не было поклажи.
Дедушка Алексей наставлял внука – как вести себя при встрече со змеями и прочими гадами, а бабушка Лида – как уберечься от простуды, избежать кишечной инфекции и других неприятностей.
Родители не провожали мальчишку, они, как обычно, работали. Севка смотрел по сторонам с надеждой увидеть Митрофановича с друзьями.
Вот и они! Четверо взрослых и девчонка Настя, дочь заядлого грибника Валентина Николаевича, дразнилка и капризуля. Валентин Николаевич играл на гитаре, остальные подпевали ему. Севка расслабился, развеселился. Митрофанович поправил ему рюкзак, пожал по-взрослому руку, после чего предложил всем сфотографироваться – и мгновение остановилось.
Наконец по репродуктору объявили посадку. Толпа отъезжающих и провожающих двинулась к вагонам. Наши путешественники разместились в двух купе. Поезд тронулся, застучали колеса. Севкино сердце трепыхалось от радости. Дедушка Алексей и бабушка Лида с платформы посылали внуку воздушные поцелуи.
– Сева, давай переоденемся, – предложила бабушка Надя.
Согласно кивнув головой, он поднял руки.
– Какой ты худой и бледный, – сетовала она, натягивая на внука майку.
– Вовсе не худой, а в меру упитанный, – смеясь, ответил он.
После размещения, команда собралась в одном купе.
– Будьте любезны, отведайте то, что бог послал туристам на дорожное пропитание, – широким жестом руки дедушка Юра пригласил туристов к столу.
Севка, не обращая внимания на приглашение, расплющив нос о стекло, наблюдал за деревьями, домами, мостами, мелькающими за окном.
– Мальчик, садись с нами, – тронул его за плечо дедушка.
– Не хочу, потом.
– Хочешь, не хочешь, все равно хочешь. Сейчас же садись! – вмешалась бабушка.
Жалко было отрываться от окна, но он дал родителям слово быть умным и послушным, а мужское слово крепче камня.
Митрофанович из термоса разлил чай по кружкам, чашкам, стаканам. Севке досталась кружка. Незаметно для себя он съел две вареные картофелины, огурец, яйцо, ломтик сыра и кусочек колбасы. Такого дома за ним не водилось!
Поев и прибравшись, достали гитару. Положив голову на стол, под стройное пение взрослых «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», Севка задремал.
В Полоцк приехали утром. Две машины уже ожидали их на площади вокзала. До Браслава ехали без происшествий. Солнечно, тепло. Дорога то огибала берега озер, то убегала в лес, то пролегала сквозь разноцветные ковры лугов. В полях рокотали тракторы, на лугах паслись коровы. Дедушка был в ударе и на правах знатока этих мест давал пояснения:
– Примерно через час пути будем на месте, – сказал он, увидев блестящий шпиль костела. — Это Слободка, за ней – Браслав.
Городок казался древним, сказочным. Узкие улочки утопали в зелени. Тишина и покой. Никто здесь не спешит, не торопится, лица прохожих добрые, улыбчивые.
Обогнув очередное озеро, выехали на Школьную улицу. У приземистого кирпичного дома остановились, посигналили. На звуки выбежал хозяин, Василий Васильевич. Несмотря на преклонный возраст и определенную тучность, двигался он быстро, пытаясь обнять всех сразу.
– Вера, принимай гостей! – крикнул он жене.
Вера Михайловна, увидев столько народу, не знала, кого первым поцеловать и, заметив Севку, потянулась к нему.
– Мы заждались. Думали, не случилось ли чего. Слава богу, добрались благополучно. Проходите, поди, устали и проголодались.
От обильного и вкусного угощения, от усталости у всех слипались глаза. Видя это, хозяин предложил сделать тихий час. Отдохнув, напившись молока, двинулись дальше. Снова дорога. Севку укачало, убаюкало.
Вот и конечный пункт.
– Внучек, приехали, – поправляя волосы на его лбу, ласково говорила бабушка.
Открыв глаза, он потянулся, осмотрелся: вещи уже на крыльце дачи, дедушка рвал вишню, Митрофанович, отойдя, любовался домом – небольшой, с видом на озеро Струсто, похожий на теремок. Севка проворно вылез из машины и спросил:
– Хотелось бы знать, мы здесь проведем весь отпуск?
И посмотрел на бабушку. Она утвердительно покачала головой:
– Надеюсь, Василий Васильевич покажет, где лодка, где собирать грибы, ягоды, где копать червей и, в конце концов, санузел.
Услышав пожелания, хозяин предложил мальчишке осмотреть территорию.
– Лодка у причала, – и указал на заросли камыша, – чуть дальше по берегу колодец, на взгорке под ракитой – червяки. А это, – он остановился у столбов, вкопанных в землю, – каркас санузла. Мужчины его достроят сами. Я не успел. А вот это – рукомойник.
С ветви сливы свисал, привязанный на веревочку, обыкновенный зеленый чайник. Маленький гость пожал плечами, недоумевая, как из чайника можно умываться, но пока уточнять не стал.
– За грибами, ягодами отвезу в лес на лошади, – сказал Василий Васильевич и погладил Севку по голове.
Вечером, рассказав, как топить при надобности печь, и определив истопником дедушку Юру, он уехал в город. Компания принялась обсуждать первые впечатления, планы рыбалок, походов за грибами, ягодами. Севка тоже внес предложение:
– Наверное, здесь много разных трав? Надо запастись ими на зиму. А то я часто болею. Валерий Митрофанович мне поможет?
– Разумеется, Всеволод Евгеньевич. Соберем сбор и назовем Севкиным чаем. Идет?
– Согласен!
За беседой наступила ночь. Севка с дедушкой вышли к озеру. Казалось, что раскаленный блин луны вот-вот коснется воды и зашипит. Если бы не полосы облаков, разделившие ее на части, так бы и вышло. Вода под одеялом тишины засыпала, и только редкие всплески неугомонных рыб мешали сну. Камыш позванивал, какая-то птица из кустов твердила: «Спать пора, спать пора». Когда вернулись на дачу, Настя, показав Севке язык, сказала, что Степашка почистил Хрюше пятачок и давно похрапывает.
Проснувшись утром, Севка наскоро оделся, побежал к озеру. В траве кузнечики-скрипачи давали концерт, порхали лимонницы, друг за дружкой носились стрекозы. Подсолнухи, развернув лица к солнцу, млели. Крякали утки, пищали чайки. Природа была совсем иной, чем на экране телевизора.
Митрофанович бежал по тропке. Севка подал ему знак:
– Хорошая ведь погода? Ну, чтоб собирать травы…
– Молодой человек, вы сделали правильный вывод. Как только солнце подсушит росу, выступим. А пока извольте раздеться и приступить к физическим упражнениям, которых вам недостает.
Севка почувствовал себя взрослым. Забыв о простудах, наставлениях, торопливо сбросил одежду, кроссовки и доложил о готовности к труду и обороне! Шмыгая носом, чтобы не отстать, он ускорил бег.
Сделав приличную петлю, физкультурники вернулись к исходному пункту. Там их ожидала бабушка.
– Дружочек, – обратилась она к внуку, – я обещала родителям вернуть тебя в полном здоровье, а ты? Быстренько одевайся! – прикрикнула, грозя Митрофановичу пальцем. – Седина в бороде, а ведешь себя хуже мальчишки. Будут свои внуки, узнаешь почем фунт лиха. Разве можно бегать по росе да еще босиком?
– Не только можно, но и нужно, – смеясь, предложил ей освежиться в озере и запел: — Всех полезней от болезней: солнце, воздух и вода…
Видя, что мужчину не переспорить, бабушка уступила.
– Делайте, как знаете, спортсмены. Митрофанович, будешь сам лечить мальчишку, – повернувшись, она пошла к дому.
С разбегу Севка бросился в воду и начал вытворять то, что делают послушные дети, когда получат неожиданно свободу. Купание прервала Настя, приглашая к завтраку.
– Картошка готова!
– Всеволод, растереться до приятного тепла, быстро одеться и вперед! – руководил Митрофанович.
Вся команда отдыхающих сидела за столом. Он ломился от рассыпчатой картошки, румяных помидоров, в пупырышках огурцов, молока, творога, сметаны. Свежий лук и чеснок возбуждали аппетит. Едоки быстро опустошили все и посмотрели друг на друга, а потом на Надежду Михайловну, дежурную по кухне.
– Не наелись! – завопили разом.
– Какая есть альтернатива? – поинтересовался Валентин Николаевич.
– Можно приготовить котлеты, – робко предложила его жена Вера Александровна.
– Ждать долго, – простонала Настя.
– Настя, ты не маленькая, тебе двенадцать лет, – вмешался отец.
– Можно сварить кашу из геркулеса. Это недолго, – заикнулась Алла Николаевна.
– Вы бы так работали, как едите. Крышу в санузле до сих пор не сделали, трудяги, – возразила дежурная. – Кыш отсюда, – и замахала полотенцем.
Сева вспомнил, что из-за стола нужно вставать чуть голодным, но сейчас его интересовало другое:
– Митрофанович, мы пойдем за травами?
– Так точно! Бери мешочек, ножницы и выступаем!
– А женская половина пойдет за черникой для ватрушек. Они полезнее, чем трава, – и, подставив пальцы к носу, Настя вытаращила на Севку глаза.
Он не остался в долгу. Скорчив рожицу, покрутил пальцем у виска. Девчонка отвернулась.
Валентин Николаевич пошел на тихую охоту – за грибами. Юрий Александрович остался за истопника.
Перейдя шоссе, травники вышли на дорогу, ведущую в поле. Впереди одиноко росла осина. Севку заинтересовало то, что нет ветра, а листья дрожат. Митрофанович объяснил.
– Она как бы искупает грех. По легенде, Иуда, предавший Иисуса Христа, повесился на осине. С тех пор дерево не может успокоиться. Понял, дружочек?
Дальше дорога нырнула в золотистый овес, сузилась в тропинку и вывела к цветистому лугу. В лесу трещала сорока, аист парил в небе, ворковали на проводах горлинки. Севка остановился.
– Митрофанович, а умеют ли травы говорить?
– Всеволод Евгеньевич, да, у них есть свой язык, а чтобы понять, надо быть наблюдательным и милосердным. Нельзя на природу приходить разбойником, оставляя после себя пустыню. Понятно, почему мы взяли с собой не лопаты, а ножницы? – и, помолчав, добавил: – Начнем знакомство вон с тех желтых цветков. Подойди, понюхай.
Севка подошел, наклонился над цветами. Шумя, оттуда вылетели недовольные пчелы.
– Митрофанович, медом пахнет!
– Правильно! Это донник лекарственный. Лучшая медоносная трава и для чая твоего подойдет. Срежь несколько веточек, а я поищу другую травку от девяноста девяти болезней. Вон она, у зарослей шиповника.
Среди разнотравья выделялась куртинка золотых звездочек.
– Это зверобой, – пояснил Валерий Митрофанович.
– Он что, зверей убивает? – удивился Севка.
– Нет, но в нем есть одно но. Если белое животное, например, овца, коза, поест его много и постоит долгое время под солнышком, то пожелтеет и заболеет, как бы отравится. А для людей он первое лекарство. Жаль, что его стали истреблять. В зверобое срезают цветы с верхними веточками, а все остальное должно оставаться в земле.
Несколько аккуратно срезанных верхушек травы Севка отправил в мешочек. Так, попутно срезая душицу, ромашку, бессмертник, друзья приближались к лесу.
Мальчику был непривычным такой длительный поход. Усталость валила его с ног. Митрофанович, увидев это, предложил отдохнуть. Бросив мешочек, Севка упал на траву, раскинул руки, ноги и поплыл по небу вместе с редкими облаками. Сон этого и ожидал, чтобы околдовать его. Вот травники, взявшись за руки, бегут по полю, но, услышав песню, остановились. «Что ты, Вася, приуныл. Голову повесил?» – пели метелки таволги васильку. Он, не обращая внимания, прислушивался к тому, что говорил поседевший иван-чай ярко-розовым молодым собратьям:
– В жизни не все так просто. Отгорят и ваши свечки, отпушитесь семенами, и они, упав на землю, дадут жизнь новым побегам. Так и сохраняем себя из года в год на радость людям и пчелам. Для себя живешь, зря жизнь проживешь. Для других живешь, радость поймешь, – сказав, старик закачал головой, а налетевший порыв ветра растрепал его седины.
Севка услышал новый голос.
– Марья, Марьюшка, – просил кто-то из-под развесистой березы, – дай посмотреть на твое личико. Мы растем на одной травинке, а так далеки друг от друга.
– Ванечка, родненький, – отозвался голосок, – помнишь, бегая по лугу, ты любовался мною, и мечтал прожить со мной долгие годы? Колдунья подсмотрела наше счастье и посадила меня на травинке выше тебя. Стали мы цветком Иваном-да-Марьей. Близкие, но далекие…
До Севки долетели звуки свирели. Это ветвистый дягиль выводил тягучую мелодию и она, слившись с перезвоном родника, уплыла в заросли ежевики, где и смолкла.
– Неужели этот гигант может играть? – усомнился паренек, трогая зонтики дягиля.
И в ответ услышал:
– Могу! В пору молодости твоего деда меня уважали. Мой весенний стебель был сочным и сладким. Ребятишки лакомились им, а когда он превращался в трубку, делали из него свирели. Знахарка Акулина осенью выкапывала мои корни и лечила людей от хворей.
Мальчишке захотелось сделать свирель из дягиля и поиграть, но голос старшего друга прервал сон.
Севка встал, повернул голову вправо, влево, как бы стряхивая наваждение, взял мешочек, и они пошли в сторону полянки с ромашками. Увидев дикую яблоню, устремился к ней и попросил старшего друга помочь забраться. Ветки царапали, кололи живот и бока. Яблоки висели высоко. Митрофанович с интересом наблюдал за мальчишкой, впервые оказавшимся на дереве. Вот он уселся на развилку толстых веток, сорвал яблоко, надкусил, сморщился.
– Кислятина! Может, купим настоящих яблок? – прозвучал Севкин голос с высоты.
Зашли на хутор. Хозяйка предложила отведать парного молока с лепешками. Такой вкуснятины городским есть еще не доводилось:
– Ешьте, ешьте. У нас здесь все чистое, естественное, без химии. Все хорошо, но с лекарствами плохо. Вчера разболелась голова, хоть криком кричи, а таблеток нет, – и подтянула на шее узелок платка.
– Тетя, у нашей бабушки полно лекарств! Я вам в следующий раз обязательно что-нибудь принесу! – выпалил Севка.
– Ты мальчик добрый, – ответила она и погладила его по русой голове. – Вон ведро с яблоками, угощайтесь и берите с собой. Нынче яблочный год, хоть пруд пруди. Девать некуда. Скотину кормим.
Поблагодарив за угощение, Севка попросил разрешение у хозяйки поиграть с теленком. Как только незнакомец приблизился, тот круто развернулся на месте и, задрав хвост трубой, убежал на поляну. Мальчишке ничего не оставалось, как почесать затылок и вернуться назад. Еще раз поблагодарив женщину за угощение и яблоки, друзья пошли по траве-мураве. Митрофанович предложил поторопиться, чтобы избежать крупного разговора с Надеждой Михайловной из-за долгого их отсутствия.
Еще издали друзья заметили, как она нетерпеливо ходила около дачи, а дедушка из окна второго этажа наблюдал в бинокль за дорогой. Увидев путешественников, что-то сказал жене и указал рукой вперед. Бабушка села на лавочку. Приблизившись, внук заметил ее бледное лицо, руки, теребящие носовой платочек, и, бросившись к ней, поцеловал в щеку.
– Смотри, сколько набрали трав на чай! На всю зиму хватит, – наклонившись, он церемонно развел руками, как бы заранее приглашая на чаепитие.
Бабушка подобрела и прижала возбужденного мальчонку к себе. Освободившись, он кивнул головой в сторону сетки с румяными яблоками.
– Дедушка, тебе яблоки видны в бинокль?
— А как же, внучок!
Митрофанович, подняв сетку, крикнул:
– Ребята, налетай!
Однако бабушка не сдавалась. Подойдя к Митрофановичу, ладонью похлопала по его груди.
– Злодей, увел мальчишку на целый день без питья и бутербродов. Исхудает, а мне отвечать.
– Бабуля, – вмешался внук, – нас молоком и лепешками накормили. Это лучше всяких бутербродов.
Бабушка Надя имела доброе сердце, а счастливое лицо внука – высшая для нее радость.
Сказочный день подошел к концу. Темнота заполнила комнату. Раздвигая звезды на небе, взошла луна. Севка лежал и смотрел в открытое окно на Млечный Путь, мечтая пройтись по нему. Но пока он не хотел расставаться с волшебным днем, о котором будет долго вспоминать в Москве за чашкой ароматного чая.
Валерий Передерин, ЛГ
