Александр Адабашьян филигранно сотворил образы Бэрримора в «Собаке Баскервилей», Берлиоза в «Мастере и Маргарите», инженера Тимофеева в «Пяти вечерах», бомжа в нескольких комедиях Суриковой. Он работал с потрясающими режиссерами — Масленниковым, Михалковым, Бортко. Кроме того, он еще ведь и написал сценарии и был художником фильмов на картинах «Раба любви», «Кин-дза-дза!», «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Родня», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Рецепт ее молодости», «Очи черные».
— Говорят, на съемочной площадке «Неоконченная пьеса для механического пианино» царили почти английские манеры.
— Все разговаривали на площадке на «вы», поскольку снимали Чехова. Актеры, осветители, водители во главе с режиссером пытались соответствовать чеховской интонации. Выглядело это приблизительно так. Сергей Сергеевич, осветитель, приходил ко мне и велеречиво изрекал, протягивая кабель: «Александр Артемович, принимая во внимание все величие той декорации, которая, как всегда, во всех ваших творениях исключительно идеально, глубоко и точно отражает чеховское видение, не будет ли лишним, если светотехническое представительство «Мосфильма», необходимое для освещения вашего безумно талантливого творения, позволит себе провести в этом месте небольшой электрический кабель?» На что я отвечал: «Сергей Сергеевич, вы осчастливите меня, если разность потенциалов хотя бы чуть-чуть осветит то, что воссоздано нашим общим гением, потому что…» Ну и так далее.
— Многие режиссеры почитали за счастье заполучить вас на свою картину в качестве художника-постановщика. В кинематографической среде ходят слухи, что ваши первые шаги в художественном направлении были связаны с карикатурами, которые вы рисовали на учителей в школе?
— Однажды разведка в лице учителя физики донесла, что учителя охотились за этими карикатурами и сражались в учительской за право оставить их себе. Конечно, мои родители частенько приглашались к директору. В основном ходила мама. Но однажды вызвали отца. Уверенный, что я кого-то зашиб, он свернул важное совещание и примчался. Узнав, что поводом вызова стала драка, которую ученик Адабашьян на швабрах затеял с учеником Грушевым, отец предложил директору на выбор отправить меня в колонию для малолетних преступников или расстрелять прямо во дворе, но только не дергать его больше по пустякам.
— А что за «художества» у вас были на салфетках за столом в Баскервиль-холле?
— А это мы с Соломиным развлекались. Я всегда клал в ватсоновскую тарелку всего один шлепок овсянки. А у Соломина лежал рядом блокнотик, в котором я видел: «Бэрримор — дурак». Самое главное было проворачивать эти шалости с каменным лицом, присущим английским джентльменам. Английскую атмосферу, которая, как мне кажется, и обеспечила успех сериала о Холмсе, придумал сам Масленников.
Будучи в Лондоне, я спросила у экскурсовода, где можно попробовать знаменитую «овсянку, сэр», на что она удивленно выпучила глаза: «Почему все русские поголовно, приезжая к нам, думают, что мы едим овсянку?» Вот она — слава! Да, у Масленникова были разные ироничные варианты на тему англичанства: мы играли таких англичан, которых и в Англии-то не было никогда. И делали это близко к интонации оригинала.
— Сегодня продюсеры во всем мире часто обращаются к одним и тем же произведениям и еще чаще снимают киноремейки. Насколько их появление на экране оправдано?
— Их появление оправдано тем, что нет собственных идей. А ремейк для тех людей, которые называют себя продюсерами, — это надежда на то, что чужой успех поможет их зачастую бездарному фильму. Зацепившись за бренд, они могут получить уже на старте какую-то гарантию позитивного результата.
Елена Булова http://ugorizont.ru