Он снимался в картинах «Мы из джаза», «Батальоны просят огня», «Зимний вечер в Гаграх», «Где находится нофелет?» и во многих других.
— В 2018 году у вас вышла автобиографическая книга «Судьба-злодейка». Это на самом деле так?
— Когда я выпускал книгу, то назвал её иначе: «Судьба — не злодейка!», но редакторы решили, что я ошибся. Так и разлетелась моя книга по всем городам и весям. А если прокрутить плёнку назад, то на свет я появился на Алтае в далёком 1949 году — в деревне Конево. Я родился семимесячным. И хотя на улице стояло лето, меня завернули в тулуп, затопили печку и отпаривали, как цыплёнка.
— Когда вы подросли, откуда вдруг появилась мечта стать актёром?
— Раз в два-три месяца к нам в деревенский клуб привозили кино. Клуб набивался полностью, нам, детям, мест не оставалось. Вместо экрана натягивали простыню, и мы садились за ней. Смотрели, так сказать, кино анфас. Кстати, когда я уже учился во ВГИКе на режиссёра, мои преподаватели удивлялись: «Друг Панкратыч, ты почему снимаешь все панорамы справа налево?» Так вот, через кино я узнавал мир. Видел города, страны, технику, трактора и самолёты. Сидя в клубе, я мечтал: «Вырасту — стану делать кино!» И однажды киномеханик привёз мне брошюрку «Справочник для сельского киномеханика». Там я прочитал такую фразу: «Кино делают режиссёры, а в основном они работают с артистами». И я поставил цель: сначала стать артистом, а потом уже думать о кинорежиссуре. Свой план я осуществил.
— А мама ваша как отнеслась к выбору профессии?
— Мама была очень против, говорила: «Иди в военные. Посмотри на себя: ты у меня страшненький, а станешь офицером — сразу найдёшь жену». Однажды маме пришлось отлучиться к моему дяде на несколько дней. И в этот момент сестра моя старшая, Зинка, сказала: «Беги в артисты, пока мамы нет!» И я через всю Россию поехал поступать в театральное училище в Нижний Новгород, в других городах приём был уже окончен. И меня приняли! Думаю, за оригинальность. Приехал я в коротеньких джинсах, сандаликах на босу ногу, в белой рубашечке, заляпанной салом, когда ел в поезде.
— А мама простила побег в итоге?
— Сначала злилась, но потом, конечно, простила. Каждый месяц она отправляла мне посылку с гостинцами. А в 1968 году я, окончив театральное училище, поступил на службу в Пензенский драмтеатр. В 1971 году я принял решение уехать в Москву, чтобы поступать на режиссёрский факультет ВГИКа, и мне это удалось.
— У вас же была интересная история поступления. Вы даже выдумали художника-импрессиониста!
— Меня предупредили, что при поступлении надо знать имена и моменты биографии многих писателей, художников, кинорежиссёров. С художниками у меня был пробел. И я придумал, что делать. Глава приёмной комиссии, выдающийся режиссёр Михаил Ромм, задал мне вопрос: «А кто твой любимый художник-импрессионист?» И я без секундной паузы выдал: «Франсуа Леннар!» И стал врать, целую захватывающую биографию этому несуществующему «импрессионисту» придумал. Ромм расхохотался: «Мы присутствовали сейчас при рождении нового имени в искусстве! Пять! Если это молодое дарование умеет так врать, то ему самое место в кинематографе!»
— А сегодня снимаетесь?
— Не так, конечно, активно. Вот недавно инфаркт перенёс. До этого три микроинфаркта было, но, как говорится, дождался настоящего. Пришёл прививку делать, а мне «Скорую» вызывают. Я-то думал — невралгия, а оказывается, невдалеке от смерти ходил.
— Приоткройте секрет, почему вы стали Панкратовым-Чёрным?
— Ну, это известная история. Так совпало, что во ВГИКе на курсе был студент с такой же, как у меня, фамилией. В итоге, чтобы не путаться, он стал Белым, а я Чёрным. Приставка появилась ещё и по причине цвета моих волос: я был жгучим брюнетом, даже за цыгана принимали. А теперь вот стал Панкратов-Седой.
Татьяна Белоножкина
«Юго-восточный курьер»