В песнях Давида Тухманова соединились джаз, рок, бит, академическая музыкальная наука и самое главное — талант их автора. 20 июля ему исполнилось 80 лет.
— Давид Федорович, с чего начался этот долгий «тухмановский запев»?
— Конечно же, с детства, с семьи. Мама была музыкантом, училась в Гнесинском училище в конце 1920-х, была хорошо знакома с замечательной семьей Гнесиных. И когда подошло время, отвела меня в Гнесинскую десятилетку, откуда потом я поступил в Гнесинский институт на историко-теоретико-композиторский факультет, который окончил с дипломом композитора. Убежден, это образование — одно из лучших, которое только можно получить.
— Объясните, как у музыканта, которого Гнесинка готовила в строгом классическом направлении, случился такой поворот: в 1964 году вы сочиняете «Последнюю электричку» в ритме твиста?
— Просто был молод и хотел сочинять музыку, которая имела бы отклик, люди бы на улице ее напевали. А впоследствии и гнесинская наука пригодилась, обогатив песни композиторской техникой и знаниями, полученными на академической скамье. Ну и, как многие молодые того времени, я увлекся джазом, «Битлз», рок-музыкой. Эти интонации звучат в первых моих альбомах. С другой стороны, мне было искренне интересно создавать песни несколько пафосного содержания. Лукавить не стану, в этом был и определенный расчет: хотелось, чтобы песни звучали, принимались худсоветами. Так уж все тогда было устроено. Но от бездушного официоза я все-таки был очень далек.
— И подтверждение тому — невероятная популярность песни «День Победы».
— Песню эту считаю подарком судьбы. Исходная ее сила в тексте. Владимир Харитонов — замечательный поэт, фронтовик (кстати, недавно, 24 июня, исполнилось 100 лет со дня его рождения). Потом я написал на его стихи целый цикл «Военные песни», разумеется, включив туда и «День Победы». Когда спрашивают, почему я выбрал для песни столь необычный стиль, отвечаю: это же минорный марш, продолжение «Прощания славянки». Традиционно военные марши — мажорные. А минорный марш рождает особенное ощущение, в нем больше души.
Хотя судьба у песни «День Победы» складывалась непросто. Я обратился в Ансамбль имени Александрова. Борису Александрову, тогдашнему его руководителю, песня очень понравилась, он сказал: берем! Постепенно вещь стала доходить до широкой публики. Через полгода мне чуть ли не ночью позвонил из какого-то дальнего города Лев Лещенко: знаешь, только что исполнял «День Победы» — народ на ушах стоит, три раза бисировал — вот сейчас приеду, давай запишем. А потом, 10 ноября, был прямой эфир концерта ко Дню милиции, и Лещенко спел эту песню, причем два раза. Полный триумф. Лев Валерьянович нашел свою интонацию.
— На этикетках ваших пластинок — легендарные имена: Градский, Антонов. Как вы друг друга нашли?
— С Сашей Градским мы познакомились, когда ему было 17 лет. Я приехал послушать его репетицию в каком-то клубе и сразу понял: феноменальный голос. Мы записали песню на стихи Семена Кирсанова «Жил-был я», с этого началось наше многолетнее знакомство. С Антоновым мы тоже познакомились в его раннюю пору, когда он уже сочинял, но иногда пел и не свои песни. Я никогда не забываю всех тех, благодаря кому на протяжении десятилетий музыка моя обретала свою жизнь. Каждый из этих артистов становился для меня частью песни.
— Ваши хиты на протяжении десятилетий неизменно имели успех, были востребованы. Что же стало причиной отъезда из страны?
— Время было мрачноватым – 1990-е. Да и массовая музыка скатилась в неинтересное для меня направление.
— После отъезда в Германию в 1991 году вам пришлось жить не совсем так, как обычно живут прославленные композиторы. Конечно, творчество не прекратилось — например, вы взялись за реставрацию случайно обнаруженной в архивах оперы Оффенбаха.
— Если мне хотелось пожить какой-то другой жизнью, то и надо было понимать, что там все будет по-иному. Ну а то, что композитор редактирует оперу выдающегося предшественника — разве это не подходящая для него работа? О том опыте ни минуты не жалею, он расширил мое представление о мире и дал шанс утвердить себя по-новому. Главное — я ни в чем не изменил профессии и продолжаю работать в ней.
Сергей Бирюков, Татьяна Пискарева
«Труд»