У Геннадия Гладкова много замечательной музыки. И его талант и добрый взгляд на мир не стареют.
— Следите за сегодняшней музыкой? Какое из ее направлений — авангардное, минималистическое, неоклассическое — кажется вам самым живым?
— Для меня по-настоящему живо только одно направление — то, которое создали композиторы Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский, Балакирев. Как только начинаются подражания западным придумкам не для души, а для головы — мне это не нравится. Хотя в некоторых случаях я и сам пользовался острыми звучаниями, если они были нужны для краски — например, в полнометражном мультфильме Василия Ливанова «Синяя птица». Но, конечно, это ни в коей мере не превратило меня в модерниста. Моя цель — не придумать небывалую форму, а сделать так, чтобы музыка волновала и радовала слушателя.
— Мне кажется, вам как композитору кино должен быть близок Нино Рота.
— Ну, вообще итальянские фильмы сыграли в мировой культуре огромную роль. А Нино Рота — действительно тот композитор, у которого можно и нужно учиться. Потому что у него везде — обращение к человеческой душе, и именно через мелодию. Даже в таком жестоком фильме, как «Крестный отец», всегда пробивается человеческая тема, и ее несет с собой музыка. Но не в меньшей, а, наверное, в большей степени я учился на примере знаменитых композиторов — Дунаевского, Соловьева-Седова. А какая гениальная песня Юрия Милютина «Все стало вокруг голубым и зеленым» из фильма «Сердца четырех»! До сих пор, если его показывают по телевизору, не могу пропустить. Это родной для меня мир. Ведь мой папа, участник джаза Цфасмана, озвучивал кинофильмы, а в ленте «Девушка спешит на свидание» (была такая) он и снят — играет вместе со своей ученицей дуэт на аккордеонах. А дедушка мой аккомпанировал на солдатской гармошке знаменитой певице Лидии Руслановой. Вот все они — мои учителя: Нино Рота, наши композиторы, отец и дедушка.
— А что скажете о сегодняшней киномузыке?
— Она очень победнела. В смысле — крайне мало той музыки, что и вне фильма могла бы прозвучать. Максимум — где-то сам композитор что-то наиграет на рояле. Видимо, так дешевле продюсерам. Мне, когда я начинал, давали и симфонический оркестр кинематографии, и, на более поздних этапах, джаз Гараняна «Мелодия». Не считали, что это дорого — важно было качество.
В консерватории, подозреваю, тоже стали хуже учить. Приходят ко мне некоторые композиторы уже после вуза: «Геннадий Игоревич, научите писать для кино и театра». Я говорю: «Разве в консерватории с вами этим не занимались? Покажите, что вы там написали». И когда они начинают играть, я прихожу в ужас: это ни на что не похоже, а, как говорил мой друг Марк Захаров, музыка, которая ни на что не похожа, никому не будет нужна.
— Меня всегда интриговало — отчего в вашей главной теме из фильма «Убить дракона» столько света и надежды? Ведь сюжет совершенно беспросветный. Какой-нибудь голливудский композитор тут такого страху бы напустил.
— Дело вот в чем: всю музыку этого фильма я не просто утвердил у Марка Захарова — она сочинялась в его непосредственном присутствии. Но дошло до записи и Марк спросил: «Ты всем доволен?» И я ответил: «Нет, я недоволен ничем, надо полностью переписать». Он изумился: «Как, мы же все решили». Но я настоял на своем. Понимаете, там были синтезаторные эффекты, подходившие для эпизодов всяческих опасностей и угроз. Но не было мелодии. А в сюжете, где есть такой герой, как Ланцелот, должна быть лирическая тема. И я ее написал. И переделал под нее все остальное. Пока в мире жив Ланцелот, жива и надежда.
Вы думаете, кто самый злобный критик композитора? Да он сам! По крайней мере, я всегда мучаю и себя, и тех, кто со мной работает. Звукорежиссер спрашивает: что ты такой мрачный? Отвечаю: кларнет не то сыграл. Звукорежиссер смеется: да мы его закроем шумом каким-нибудь — гром грянет, машина проедет. Но я-то все равно буду знать, что под этим шумом прячется фальшь, и она будет меня мучить всю оставшуюся жизнь.
— Вам и с Георгием Данелий довелось поработать.
— Тоже любопытная история, и связана она с «Джентльменами удачи». Поначалу команда фильма подставила под него какую-то немецкую музыку, просто взятую с пластинки. Мне сказали: «Тебе ее не переплюнуть — мы к ней уже привыкли, она к картине прилипла». Но, как вы поняли, я не из тех, кого такой подход устроит. Настоял на записи того, что сочинил. И вот мы идем смотреть готовый фильм, и художественный руководитель картины Георгий Данелия спрашивает: «Ты валидол захватил?» Удивляюсь: «Зачем?». Думаю: неужели все-таки вернули ту, чужую музыку? Ответ пришел на первых же кадрах: музыка — моя, но расставлена совершенно не так, как я предполагал! Притом — гораздо лучше! Тогда-то мне с особой силой стало ясно, насколько Георгий Николаевич понимает природу и кино, и музыки.
— Интересно — а куда вы девали первоначальную музыку «Убить дракона»? Использовали где-нибудь еще?
— Наоборот, постарался поскорей забыть.
Сергей Бирюков
«Труд»