За свою жизнь артист снялся в огромном количестве фильмов, пишет картины и стихи, о чем он с интересом рассказывает в интервью.
— Где прошло ваше детство и какие воспоминания вам дороги?
— Я родился в Алматы. Жил в крохотном домике, который успел построить отец, словно предчувствуя, что уйдет на войну. Отец вернулся с фронта. Он был биологом, бредил своей профессией, сразу стал меня таскать в горы. И погиб в горах. Но за четыре года успел привить мне любовь к биологии. Я стал орнитологом, ловил птиц, делал чучела. До сих пор могу сделать хорошее чучело любой птицы.
— А почему не пошли по стопам отца, а выбрали профессию артиста?
— Я проучился два курса на биологическом факультете. И в какой-то момент стало скучно: я уже знал все, что рассказывали преподаватели. Отец оставил мне прекрасную библиотеку, названия многих птиц я знал даже по латыни. Затосковав, бросил все и уехал. В театральный поступил мгновенно. После третьего курса меня уже пригласили на мой первый фильм «Увольнение на берег». А с 1961 года я уже жил в Москве.
В первый же день, приехав в Москву, вышел из метро на станции «Охотный ряд» и зашел в кафе «Националь». Вошел туда и «прописался» там. До 1971 года проводил в «Национале» все свободное время. Меня там искали друзья, ассистенты по актерам с «Мосфильма». Там меня нашли на картину «Они шли на Восток». Это был мой постоянный адрес.
— Как живопись вошла в вашу жизнь?
— Мне безумно повезло с друзьями. Я дружил с Иосифом Бродским и со всей его поздней компанией. Моими друзьями в 1965 году стали поэт Евгений Рейн и саксофонист, философ, музыкант Алексей Козлов. В 1964 году в мою жизнь вошли художники Олег Целков, Александр Харитонов, Эдик Штейнберг, Эдуард Зеленин, Анатолий Брусиловский. Я бывал в гостях у Яковлева, пил со Зверевым. Это все были мои товарищи. Каждый из них, так или иначе, повлиял на мою жизнь.
— Вы дружили с Бродским?
— И даже снимался в кино в его куртке. Иосифу Бродскому американцы подарили крутую по тем временам куртку Wrangler, и когда мне предложили сниматься в фильме «Меж высоких хлебов», он дал мне ее на съемки. Так что самое интересное для меня сегодня в этом фильме — я в кадре в куртке Иосифа Бродского. Когда Иосиф уехал за границу, я приезжал к нему. Провел в его доме трое суток, много было переговорено.
— А что для вас живопись?
— Живопись для меня — будь то реализм или абстракционизм — самая что ни на есть подлинная реальность. Краски — они ведь тоже делаются из глины, из земных материалов.
— Вы воспринимаете живопись как хобби или как вторую профессию?
— Как-то мы с женой в Лондоне полтора года жили только за счет моих проданных работ. Жили полгода в Америке и полгода в Париже за счет этих же гонораров. У меня продано более полутора сотен картин. Выставки проходят по всему миру — в Лондоне, Нью-Йорке.
— Вы работали с потрясающими актерами — Куравлев, Папанов, Леонов, Ливанов, Высоцкий, Самойлова, Чурсина. Наверняка среди них были люди, оказавшие влияние на ваше духовное становление?
— Вы не назвали Эфроса. Я ведь работал у Эфроса в Центральном детском театре. Я прошел все легендарные ночные репетиции «Ромео и Джульетты». Метод Эфроса у меня отложился в подсознании, хотя я стал понимать его по-настоящему всего лишь лет 20 назад. Это метод действия и мысли, никаких изображений! Я сыграл множество ролей в сериалах, в фильмах, и все мои роли получились разными. Хотя я ничего не менял в отношении себя. Все это благодаря методу Эфроса, который заставляет думать актера по-другому.
Елена Булова