В этом году отмечается 125 лет со дня рождения Фаины Раневской. В честь юбилея выйдет драма режиссера Дмитрия Петруня «Фаина», рассказывающая о жизни великой актрисы. На роль Фаины Георгиевны после месяцев проб из сотен претенденток была утверждена Мариэтта Цигаль-Полищук.
— Что, помимо огромной ответственности, стало для вас на съемках «Фаины» самым сложным, а что — самым приятным?
— Если говорить о трудностях, то это необходимость снимать Фаину Георгиевну в двух или даже трех ее возрастах в течение одного дня — нелегкий актерский вызов. Еще я очень боюсь сцен, посвященных фильмам или спектаклям Раневской. Мы всей командой пытаемся придумать что-то, чтобы и по-актерски такие моменты выглядели интересно, и при этом не пропадала бы узнаваемость. По поводу приятного: я очень люблю свою работу и получаю от нее удовольствие, поэтому все, что сейчас происходит, для меня — счастье.
— Фильм будет ближе к документальному кино, или в нем больше авторского вымысла?
— Я бы сказала, 50 на 50. Конечно, в сценарии есть отдельные несовпадения относительно некоторых локаций, дат, исторических моментов. Но в художественном фильме без этого не обойтись. Очевидно, что я играю не саму Раневскую, а некоего персонажа, основанного на нашем (всей нашей команды) общем представлении о том, какой она была и что за путь прошла в жизни и профессии. Надо быть идиоткой, чтобы считать себя способной сыграть Фаину Георгиевну в точности такой, какой она была — Раневская неповторима.
— Общались ли вы с кем-то, кто знал ее лично?
— Еще на стадии проб я нашла телефон Елены Камбуровой и, можно сказать, от ужаса позвонила. Елена Антоновна долго не понимала, чего я от нее хочу, но разрешила прийти. Я рассказала ей что-то сбивчиво, прочла кусочек из текста проб, даже психанула. Думала, Камбурова как человек музыкальный что-то подскажет мне интонационно, звуково, голосово. Она ничего толком не сказала, но как-то приободрила.
— Чем по характеру вы похожи на Раневскую, а чем — не очень?
— Мне самой трудно судить, но мои знакомые иногда говорили, что нас роднит мое категоричное чувство справедливости: я всюду возникаю со своей честностью, что не всегда уместно и удобно тем, кто находится рядом. Также не лезу в карман за словами (крепкими в том числе), что было свойственно Фаине Георгиевне. Смею надеяться, что и чувство юмора у нас с ней чем-то похожее, как минимум самим восприятием того, что смешно, а что пошло. А из несовпадений главное, насколько я понимаю, — Фаина Георгиевна очень в себя верила. Хотя дико терзалась тем, что возможно, что-то сыграла не так, тем не менее, у нее был крепчайший внутренний стержень. Именно он позволил ей покинуть дом, приехать в Москву и работать здесь, хотя сначала она слышала буквально от всех, что с ее данными тут делать нечего. Меня это восхищает, но я бы так не смогла.
— Некоторые зрители на просторах интернета пишут, что откажутся смотреть фильм, если в нем не будет характерных для Раневской выражений с крепкими словечками.
— Они будут. Другое дело, что ко многим коронным фразам, которые ей присвоили, Фаина Георгиевна не имеет никакого отношения.
— Ваш любимый афоризм Раневской?
— Раневская сама по себе — один сплошной афоризм. Это просто образ ее мыслей, мне кажется.
— В вашей семье кто-то мог хлестко выразиться?
— Конечно. И папа, и мама.
— Какие из работ вашей мамы Любови Полищук вам особенно нравятся?
— У мамы не так много больших ролей в кино. Картина «Любовь с привилегиями» хороша, но я ее с детства воспринимала болезненно, потому что мамину героиню там обижают. Я очень любила и знала наизусть спектакль «А чой-то ты во фраке». Мне нравилась и постановка «Пришел мужчина к женщине», несмотря на то, что в детстве я понимала не более 30 процентов того, о чем там говорится.
— В наше время Любовь Григорьевна многое могла бы сыграть?
— Конечно. Мама, к сожалению, не сделала в кино и десяти процентов того, на что была способна, Любовь Полищук была очень многогранной актрисой, она могла буквально все, в любом жанре и амплуа. Но ушла очень рано.
— В детстве вы часто проводили время вместе?
— Не очень, она ведь много работала. Но чувства брошенного ребёнка у меня никогда не было. Как, надеюсь, за это лето не появилось его и у моего сына.
— А хобби у вас есть?
— Я много чем в жизни занималась — могу, например, работать флористом-дизайнером. Да и официанткой доводилось бывать. Еще я делала украшения из бусин. В позапрошлом году начала рисовать, а некоторые из картинок, сделанных на карантине, даже умудрилась продать. Шила платья, мягкие игрушки. Еще в бытность студенткой увлеклась лягушачьей темой, друзья дарили мне статуэтки, сумки, мягкие игрушки, украшения, где использован образ лягушки. До сих пор в моем доме нет-нет да появится какая-нибудь новая жаба, хотя я уже лет 15 их не собираю и не знаю, куда это богатство девать. Вообще постоянного хобби у меня нет, если же что-то делаю, то по внезапно родившемуся яркому желанию. Например, вдруг среди ночи встаю и начинаю шить юбку. Но все это в какой-то момент начинает мне надоедать. Не надоедает только одно — актерская профессия.
— Домашних животных держите?
— А как же, моих трех котов зовут Зяма, Кошак и Фуфа.
— Последнее имя — не в честь ли Раневской?
— Да, но только Фуфа появилась у меня задолго до нынешнего фильма, еще в 2013 году. Двухнедельным котёнком она шла по железнодорожной платформе под Харьковом и норовила упасть на пути, я ее схватила и впрыгнула в уходящий поезд. Есть еще ирландский волкодав Дуня, это папин зверь, но и мой тоже. Коты и собаки были у меня с детства, я без них не могу.
Анна Чепурнова
«Труд»