Фильм Джеймса Мэнголда «Ford против Ferrari» рассказывает о взаимоотношениях американского автомобильного конструктора Кэрролла Шелби и британского гонщика Кена Майлза, которые вместе создали абсолютно новый спорткар, чтобы конкурировать с Ferrari на чемпионате мира, прошедшем во Франции в середине 1960-х годов.
— Кен Майлз – удивительный персонаж. Вы знали что-нибудь о его выступлении в гонке «24 часа Ле-Мана» до начала съёмок?
— Если честно, я абсолютно ничего о нём не знал, как, думаю, и большинство зрителей. Майлз – невоспетый герой автоспорта. Он перебрался в США из английского Мидленда. До того, как заняться гонками, служил в армии. Это был человек, страстно увлечённый своим делом.
— Вы гордитесь тем, что у вас появилась возможность рассказать о таком человеке всему миру?
— Да, конечно. Но я не думаю, что Майлз участвовал в гонках ради славы и денег. Это просто была его жизнь. Но я рад, что имя Кена Майлза внесли в гоночный Зал славы. Мне кажется, он был бы очень рад этому.
— Водители гоночных машин в 1960-х подвергали свою жизнь серьёзной опасности. Вы смогли себе объяснить, зачем же они шли в этот спорт?
— Если честно, я так и не смог понять, что это за люди. Ведь они реально сидели на бомбах! Все эти машины были увешаны проводами, трубками, а бензобак и вовсе мог заполыхать в любую минуту. А тормоза? Гонщики неслись на бешеной скорости без хорошей системы торможения. И тогда, представьте себе, на соревнованиях не было бригад «скорой помощи». Я слышал множество ужасных историй о спортсменах, умирающих прямо на обочине трассы. Девиз был такой: «Если ты волнуешься о своей безопасности, тебе не стоит быть гонщиком».
— Вас потрясла история дружбы Кена Майлза и конструктора Кэрролла Шелби?
— До глубины души! Шелби был готов на всё, чтобы друг сидел за рулём его новенького спорткара. Он говорил всем: «Кен – самый лучший!» Я бы сказал, что их история – это триумф неудачников над целой системой, над такими мастодонтами, как Ford и Ferrari. Чтобы достичь истинного величия в своём деле, нужно обладать таким мятежным духом, как у этих ребят.
— Кен и Кэрролл во всём безоговорочно доверяли друг другу. Как вы с Мэттом Дэймоном смогли воплотить такие отношения на экране?
— Я играю в кино больше 30 лет и до сих пор не понимаю, как нам, актёрам, удаётся добиться химии на съёмках. Иногда это случается, а иногда – нет. Мне кажется, нам удалось показать настоящую дружбу. Мэтт – просто фантастический актёр. Знаете, у него совершенно отличный от моего подход к съёмкам. Он по-другому работает с камерой, чувствует все нюансы. Думаю, в какой-то момент он станет отличным режиссёром. О, кстати, мы очень даже похожи на наших персонажей. Шелби – настоящий стратег, который видит общую картину и всё просчитывает. А Майлз просто делает своё дело, часто сжигает мосты и оставляет после себя выжженную землю. Ведь, если серьёзно, актёрская игра – это всё, что я могу. А Мэтт – он большой талант.
— Многие водители, а также каскадёры, работавшие с вами над этим фильмом, говорят, что вы лучший актёр, которого они когда-либо видели за рулём. Вы чувствовали, что вам есть что показать этим парням на трассе?
— Нет! Каждый день на съёмочной площадке я говорил себе: «Даже не пытайся что-то доказывать. Ты здесь для того, чтобы просто притворяться, что ты что-то умеешь». На тренировках с парнями было чертовски весело, но я, конечно, постоянно чувствовал себя новичком в этом деле. Я рад, что мне удалось поработать с настоящими гонщиками, сыновьями реальных участников «Ле-Мана» 1966 года.
— Как вы чувствовали себя на большой скорости?
— Это настоящий восторг! Примерно на одну секунду. (Смеётся.) Я не могу точно вам описать. Вы ощущаете бешеный адреналин, ваше сердцебиение учащается, но при этом вы чувствуете себя расслабленным.
— Было ли сложно возвращаться на трассу после того, как вы попали в аварию на мотоцикле?
— Нет, потому что это совсем разное. На съёмках я находился в авто, был пристёгнут. И я просто старался не думать о плохом.
— Мне кажется, что гонщики – это сверхлюди. Они очень собранные, безэмоциональные. А вот ваш Майлз совсем не такой.
— О, да, и именно его живость мне в нём нравится. Кен не был мачо и супергероем. Он очень эмоционально подходил ко всему, и это дало нам больше свободы. Потому что, когда ты смотришь на гонщика, сразу возникает вопрос: «Чёрт возьми, как я вообще смогу понять, о чём этот парень думает?» Такие люди, как Кен, нечасто встречаются в этом виде спорта. Ещё при жизни он говорил об автоспорте: «Это не соревнования, это – балет». А ещё он учил коллег быть нежными с их автомобилями, говорить им комплименты.
— Режиссёр Джеймс Мэнголд говорит, что видит много общего между вами и Кеном Майлзом. Например, вы, как и он, обожаете свою работу. А вы видите себя в Майлзе?
— Я никогда не пытаюсь сравнивать себя с персонажами, которых я играю.
— Вы встречались с сыном Кена, Питером. Что вы хотели у него узнать?
— У меня были к нему некоторые вопросы, например, быстро ли его отец ездил по улицам города, любил ли он петь и танцевать. А вообще, я просто хотел побеседовать с человеком, который лично знал моего героя. За такими разговорами люди обычно вспоминают истории, которые кажутся им не очень интересными и значительными, а актёрам неплохо помогают вжиться в образ. Так что Питер мне очень помог.
Владислава Александрова
Metro